(Из интервью Владимира Грановского изданию «Детектор медіа», 30 января 2007 года).

Никто не обещал, что будет легко, быстро и дешево. В начале 90-х годов, когда исчез старый мир и пришел новый, каждый выбрал путь по себе. Кто-то уехал, кто-то начал войну за собственность. Кто-то стал убивать себе подобных из АКМ. Кто-то возил мешки с товаром по всему миру, от Шаньси до Гренады. Кто с претензией на анализ и склонностью к созерцанию – пили спирт Royal и водку Rasputin в парадном, закусывая «Городской» булочкой. Некоторые зашли «казачками» в министерства, с интересом рассматривая лепные серпы и молоты, которые раньше дозволялось видеть только членам КПСС. Некоторые пошли в журналисты.

 

Вот так я и познакомился с Кучмой. Это было, когда он уже не был Президентом. Он принимал нашу съемочную группу в бывшем особняке Министерства иностранных дел УССР в Липках – теперь принадлежащего «Кучма-фонду». Здание, построенное в стиле романских палаццо, во вкусе первого хозяина – чиновника по особым поручениям при киевском генерал-губернаторе, надворного советника Николая Викторовича Ковалевского, было невероятно роскошным и уютным.

 

– Леонид Данилович, я рад наконец-то познакомиться с Вами лично, – сказал я, – до сих пор я восемь лет только читал тексты, где Вы – главный герой.

 

Это наивное приветствие развеселило «дедушку», и по окончании интервью мы долго пили чай в его кабинете на втором этаже, разговаривая на любимую тему тех, кто не принял оранжевую революцию – критически анализируя их действия во власти. Я понял, что Кучма тогда был одинок в этом дворце. Тогда его избегали, и он был рад любому общению. Я до сих пор считаю, что политика Кучмы-Президента была единственно возможной в Украине, как реакция на период распада и хаоса. Немного времени спустя после знакомства с Кучмой меня решили изгнать из профессии.

 

Год и пять месяцев прошло с того дня, когда сотрудники телеканала «Интер», возмущенные незаконным, с их точки зрения, решением нового менеджмента АОЗТ УНТК на 70% снизить зарплаты за два дня до выплаты жалованья, подняли восстание. Можно смеяться. Но учитывая, в каком подчиненном положении мальчиков и девочек на побегушках были 11 лет те самые сотрудники – это было несомненно восстание. «Канал эсдеков», «канал темников», «канал-серпентарий» вступил в трудовой конфликт. Подоплека – сугубо экономическая. Не политическая. Ничего подобного по масштабам в Украине прежде не было. Это было восстание, потому что поднялись все. Это было стихийное восстание, потому что не было опыта борьбы, не было единства.

 

Мы сформировали руководство, но коллектив не считал его решения обязательными для исполнения. Да и не было таких решений. Осознанные действия предпринимались лишь хаотичной инициативой единиц. Остальные испытывали недостаток инициативы. Каждый в глубине души мечтал закрыть глаза, открыть – и все, как раньше.

 

Мы, журналисты-информационщики, «исполнители темников», «телекиллеры», «телесолдаты» пропагандистских войн, которые вел «Интер» предыдущие восемь лет, проиграли информационную войну. Никто из нас, мастеров пера и стиля, не сподобился ни на что похожее на интервью Владимира Грановского изданию «Детектор медіа» 30 января 2007 года. Беспримерно лживое и оскорбительное. В лучших традициях геббельсовщины и сусловщины. Обратитесь к архивам «Детектор медіа», уважаемые коллеги, и вы не пожалеете о потраченном времени!

 

Результат: часть публики поверила «человеку ниоткуда», а не известным ведущим и журналистам, которых узнавали на улицах, от которых в течение десятилетия узнавали с экранов о событиях в стране и в мире. Я и сам ошибся, не призвав людей идти до конца, как учил маэстро восстания Ленин, а занял соглашательскую позицию. Подписал с Валерием Хорошковским мировое соглашение.

 

Наконец мы, имея в руках техническую возможность вещания, не использовали ее. Большинство посчитало это экстремизмом, склонившись к мирному протесту. Между тем противник вел войну. Настоящую. На уничтожение. А мы не вели. Мы вели себя, как служебный пес, которому хозяин всаживает в бок заряд картечи, а тот, брызгая кровью, ползет к убийце и лижет ему руки.

 

Все шло по законам развития стихийного крестьянского восстания. Возмущенные крестьяне нападают на прислугу графа, берут в осаду замок. Но эта энергия направлена на управляющего и его слуг. Все верят, что Его Сиятельство просто не знает, что творят его холопы. Требуют переговоров с ним. И вот, Граф появился на стене. Строго насупил брови. Говорит об «изменниках, которые ввели в заблуждение добрых подданных». Зовет в свой шатер переговорщиков. По круглым глупым лицам крестьян текут слезы. Они облегченно крестятся, благословляют лидеров. Те кладут вилы, цепы и секачи, входят в графский шатер. Но вместо Их Сиятельства видят за столом управляющего в «броне». А с ним – взвод солдат. И вот, лежат переговорщики на земле, и последнее, что они чувствуют и слышат – холодный кинжал под подбородком, свист струи крови, вырвавшейся на свободу из сонной артерии.

 

Все так и было. Без крови, правда. Даже с «отходными». Под видом переговоров о заключении нового коллективного договора менеджмент телеканала «Интер» готовил невиданные до того массовые увольнения всех взбунтовавшихся сотрудников. Массовая зачистка была проведена через несколько дней после подписания соглашения. Кстати, Информационно-аналитическая служба была ликвидирована, что сделало бессмысленным коллективный договор. Большая часть журналистов и сотрудников канала были уволены. Впрочем, и те, кого оставили, тоже были уволены – с тем чтобы быть принятыми на новую работу в структуру под другим названием, расположенную на другой улице. Подходы к новой кадровой политике были сформулированы Владимиром Грановским: «Так вот, мы будем максимально давать возможность реализовываться новому поколению журналистов, которые не знают, что такое диктатура, “темники”, авторитарность…».

 

Восстание на «Интере», а не оранжевая революция, по моему глубокому убеждению, стало водоразделом, который обозначил периоды истории украинской журналистики – «до и после». Оно разделило журналистов на «тех, кто знал Кучму» и «других». Причины коренились в глубинных экономических процессах. В первую очередь, это было начало передела рекламного рынка, который является экономическим фундаментом рынка информационного.

 

Оранжевая революция завершила эпоху грязных информационных войн. А значит, неограниченное финансирования многочисленных телевизионных армий должно было быть прекращено. Армии неизбежно должны были сокращаться, а оставшиеся должны были стоить дешевле. В «мирных» условиях СМИ могли бы существовать, лишь развивая коммерческую составляющую. Единственным источником ресурсов здесь является рекламный рынок. Поскольку захватить его целиком ни у одного из телеканалов сил не было, они приступили к разделу сфер влияния. Здесь причина создания «группы “Интера”». На смену «универсальному» телеканалу пришла корпорация-монополист. Именно это и стало революцией. А восстание интеровцев было лишь «инициацией», болезненной процедурой, ведущей к перерождению медиаресурса.

 

Универсальному телеканалу нужны были универсальные журналисты. Мое поколение пришло на рынок тогда, когда независимого и тем более коммерческого телевидения в Украине не существовало. Самая дорогая реклама тогда продавалась на УТ-1, где минута рекламного времени стоила полторы тысячи долларов. Мы пришли на «дикое поле», которое, правда, будучи «непаханным», бурно развивалось. У нас была высокая мотивация, мы хотели кушать. Развал СССР уничтожил привычные формы деятельности и способы заработка. И кто не пошел в воры и бандиты, активно искали способы честно зарабатывать. В их числе был я, историк; и Тарас Говдя, инженер; и Марина Сорока, философ; и Алексей Коваль, историк. Были Светлана Леонтьева и Людмила Король – физики; Людмила Островенко – юрист; Денис Жарких – психолог; Тарас Рыльский – филолог-переводчик; покойный Виталик Копытов – выпускник ВГИК. Были создатель ИАС – Юрий Морозов – кандидат искусствоведения, и Александр Зинченко – кандидат физико-математических наук.

 

Таких было много. Можно возмутиться: непрофиль! Позволю себе возразить. С этого, кстати, я начинаю свой курс лекций для молодых журналистов. И они это записывают. Так вот, для того чтобы стать журналистом, необходимы всего два качества: любопытство и болтливость. Любопытство толкает журналиста лезть туда, куда не лезут менее любознательные. А болтливость не дает держать увиденное в себе. Узнать, запомнить и разболтать всему миру – вот главное в профессии журналиста. Остальное – вздор. Мы знали Кучму. Мы знали многое другое, чего не дает журфак: смысл теории относительности; устройство лазера; история КПСС; принцип работы синхрофазотрона; тайна Святой Троицы; смысл Марксовой «теории стоимости»; «горизонт событий».

 

Отрицательной стороной была наша управляемость. Воспоминания о «голодных годах» распада СССР создавали мотив выжить любой ценой. Жестоким было и разделение на управляющих и управляемых. Как оказалось, специалисты с универсальным, фундаментальным образованием, эрудиты, готовые при этом за стабильную зарплату выполнить любую задачу – это было то, что нужно новой политической элите, для информационных войн, порожденных тем же распадом Империи – необходимостью информационной, пропагандистской поддержки для передела собственности. Борьбы за движимое и недвижимое имущество. Десять лет миновало в этой борьбе.

 

Революция была болезненна. Зловещей была смена поколений. Я знаю: на смену нам неизбежно должны были прийти те, кто моложе и свободнее. Поднаевшееся общество должно было выдвинуть тех, кто мотивирован не желудком, но совестью, любознательностью, правдоисканием. И я видел это как эволюцию. У меня уже тогда были ученики, которым я с удовольствием передавал свой опыт. Когда не стало Игоря Плужникова и канал продали Валерию Хорошковскому, многие сразу поняли, что «Интеру», который мы знали, пришел конец. И как после падения астероида всем формам жизни нужно искать себя в новом мире. Но я видел эволюцию. Они должны были отнестись к нам как к носителям опыта. А мы – передать им свои знания. Таинственные «информационные формулы». Но все было иначе.

 

Я увидел «других» в январе 2007 года. Они зашли вместе с Анной Безлюдной. Были ее командой, которую она воспитала путем селекции в годы работы на К1. Кто-то пытался увидеть в ней «свою». Кто-то сразу, инстинктом, почувствовал иное. Она пришла, чтобы уничтожить нас – тех, кто «знал Кучму». Я слышал, что она перед высадкой на «Интер» давала своим напутствия вроде: «там (это о нас) работают люди, чью личность и психику годами целенаправленно ломали. Отнеситесь к ним снисходительно». Они действовали в рамках этих инструкций. Поэтому мы и восприняли их навсегда как «других», как представителей чужой, враждебной цивилизации. Мы встретили их враждебно. Называли «оккупантами», «бандерлогами», «пионэрами».

 

Они чувствовали это и на нашу враждебность ответили своей. Заплатили нам той же монетой. Называли нас между собой то ли «буйволами», то ли «быками». Делали все, что им говорили, то, за что не брались мы. И они боялись. В их глазах я читал страх и ненависть. Когда в интеровском ньюс-руме начались митинги, они вдруг превратились в бледных призраков и двигались, как тени. Растворились в январских сумерках.

 

Мы и не рассчитывали на их поддержку. А они явно тяготились своим положением штрейкбрехеров поневоле. Были еще попытки почувствовать себя членами одного цеха. Мы предложили им войти в делегацию трудового коллектива ИАС на конференцию по принятию нового коллективного договора. Мы проголосовали и их кандидатуры. Но никто из избранных от «других» на конференцию не пришел.

 

Ничего. И сама конференция была шутовской, ненастоящей – переговоры в графском шатре. И новый коллективный договор был никому не нужен. Они знали все, что должно было произойти. И я их понимаю. Зачем ходить на конференции с мертвецами? Да, плохо, нечестно начала молодежь. А что будет с ними дальше? Смена поколений произошла в мае 2007 года. Это дало сигнал для владельцев медиа. И на других каналах стало происходить похожее. Но никто больше не решился подняться.

 

Летом 2007 года ситуация на медиарынке напоминала Европу в 20-е годы ХХ века. Все СМИ были переполнены, как Париж – белоэмигрантами, изгнанными со своего канала интеровцами. «Чрезвычайные комиссии» на Дмитриевской работали как часы: в день увольнялись десятки сотрудников. Наступала эпоха медиагрупп.

 

Корпорации не нужны универсальные специалисты. Им нужны журналисты-винтики. И те, кто остались, стали частью механизма. И рынок это ощутил. Журналистам стали меньше платить. Зачем, если «другие», кто не знал Кучму, не знали, сколько стоил тогда журналист. А рассказать было некому. Корпорации не интересен вызов. Она заботится лишь о том, чтобы остаться на плаву. Поэтому трудовой коллектив распылили по продакшнам. Покрыв монопольно целый сегмент рекламного рынка, медиагруппа обрела уверенность. Теперь не стоит бояться демпинга. Теперь рекламодатель гарантированно придет к ним, куда бы он ни обратился. То же самое коснулось политиков. Летом 2007 года во время внеочередных выборов в Верховную Раду они почувствовали, что такое жесткая монополия. Цены за появление на экране пошли на миллионы долларов. Помню эту удачную метафору обозревателя «Детектор медіа» про пухлые пальчики Грановского – кому два, кому три. И они платили.

 

А журналисты-винтики также ощутили на себе, что такое коммерческое телевидение. Всю его величественную силу. Говорят, кто-то отказывался подписываться под «джинсовыми» сюжетами. Наивные романтики! Кто-то наоборот был рад: старые времена возвращаются! Но и они ощутили минусы СМИ-корпорации. Стало труднее зарабатывать «левые» деньги от «левых» (не в политическом смысле) политиков. Потому что корпорация обрела жесткий механизм коммерческой цензуры. Редакторы получали указания даже относительно того, у кого можно брать деньги, а у кого нельзя. И тех, кто пытался «втюхать» в сюжет коммерческий синхрон, ждали серьезные проблемы.

 

Скажете, что это лучше, чем темники? Это хуже, потому что темники можно было не выполнять, игнорировать, трактовать произвольно. А нарушать «золотой темник» стало смертельно. Как результат – журналистика перестала быть престижной, оплачиваемой профессией. А кадры стали взаимозаменяемыми, как носки. Падение стоимости журналиста привело к обезличиванию сотрудников. Выдавив на рынок труда целое поколение «носителей нудного опыта», был обезличен и сам «Интер». В свою очередь, интеровцы, зайдя на другие СМИ, нарушили равновесие, смешивая свои традиции с местными.

 

Изменился ли «Интер» с нашим уходом, как это обещали? Нет. Услышав о скандале вокруг якобы имевших место фальсификаций результатов конкурса «Великие украинцы», я понял: не изменилось там ничего.

 

Можно ли верить Вахтангу Кипиани, что группа «Интера» так же, как и когда-то телеканал «Интер», занимается шулерством? Или все-таки верить Анне Безлюдной? Не знаю, как вы, а я верю Вахтангу Кипиани. Потому что знаю: Анне Безлюдной верить нельзя! Она идеальный менеджер. Лицо СМИ-корпорации. Тип успешного яппи. Без души и сердца, без жалости и печали. В глазах деньги, в руках органайзер, в мозгу – вмонтированный смартфон и устройство, позволяющее принимать сигналы из «Тёмной Вселенной».

 

И журналисты надолго запомнят урок жестокости и беспощадности, который она преподала. Об этом тоже уместно вспомнить в день журналиста. Внутри корпорации посеян страх и ненависть. Кто и когда подведет счет взаимным обидам? Какими могут быть плоды такого менеджмента, лишенного морали и нравственности? Пока ищете ответ на вопрос, давайте-ка еще раз осмыслим то, что озвучил идеолог СМИ-корпорации. Тогда, в 2007 году: «Так вот, мы будем максимально давать возможность реализовываться новому поколению журналистов, которые не знают, что такое диктатура, “темники”, авторитарность…». Занавес.

 

Перед тем, как отправить этот текст, я дал почитать его коллегам. Их мнение в целом совпало с моим. Их прогнозы мрачны. Они считают, что профессия журналиста умерла. На наше место, под гром бубнов и литавр, пришли неопытные, молодые люди, которые неизбежно станут учиться профессии сначала, повторять наши ошибки.

 

Мы тоже были молодыми и неопытными. Но на дворе не 1994 год. И телевидение шагнуло далеко вперед. Без опыта нельзя. Новости перестали быть информационными, превратились в игру с формой, в формалистические сюжеты, в стендапах которых – юнцы с молоком на усах и стильных бородках. Эти молодые люди рассказывают взрослым, образованным дядям и тетям, видавшим виды, о политике.

 

Согласен – это смешно. Согласен – ничего нового, лучшего, чем то, что делали те, «кто знал Кучму», «другие» не сделали. Потому что они продолжают жить в страхе. И они – рабы корпораций. Винтики. Они персонально никому не нужны, даже когда работают. Доказательство тому – суммы их зарплат. Они еще не знают, что им тоже предстоит уйти. Земля обетованная– это для свободных.

 

А все-таки я знаю, что все еще изменится. В последнее время я много слушаю Юрия Шевчука, человека с огромной внутренней свободой. В названии последней главы – слова из его песни: «Дать разуму свободы. Дать сердцу не истлеть». Эти слова дают надежду. Проблемы журналистов начинаются там, где кончается свобода. Отмечу: не в государстве. Их внутренняя свобода. Большая часть журналистов этой свободой не обладают. Но свобода достижима. Нужно только освободиться. Освободиться от того, что связывает. Избавиться от страха. Он – путь к «темной стороне», к порабощению. Избавитесь от страха – тогда обретете независимость. Уважайте себя, и вас, в свою очередь, станут уважать. Храните чистоту. Бойтесь испачкаться о неправедное требование редактора, темник, «нужный» синхрон. Опасайтесь идеологов. Гоните самоцензуру! Включайте личный опыт и здравый смысл. Книги Джека Лондона и Гайдара. Кобзарь, Шевченко и рассказ «Честное слово». Десять заповедей строителя коммунизма и Нагорную Проповедь.

 

Тогда мрак несвободы рассеется, и мы увидим новое поколение журналистов – обладающих внутренней свободой. У меня есть ученики. И я учу их: если вы хотите обрести собственный взгляд, не поддавайтесь заблуждениям других. Только тогда вы обретете освобождение.

 

Ушли мы – те, кто знал Кучму. Уйдут и «другие». Им на смену должны прийти свободные люди. Именно они и составят цвет журналистики будущего. Их легко определить по глазам. Глаза – зеркало души. Они отражают то, что исходит из сердца. Я видел их глаза. Я восхищался. В этих глазах нет страха. А раз так, то я знаю, я верую: победа будет за нами!

 

От редакции: Все сказанное в этой статье является личной позицией Максима Равребы, которая может не совпадать с мнением «Детектор медіа».