«Идущий Корабль». Название фильма Ф.Феллини "И корабль идет…" / "E la nave va…", 1983, Гравис, 21.03, Пт., 22:10/ часто бросается в глаза ошибочным написанием "плывет" вместо "идет". Что настойчиво наводит на мысль о каком-то опосредовании. Так бывает, когда на корабль смотрят со стороны, с берега: "Во-он там, видите? Корабль плывет…". Находясь же на самом корабле, скорее свыкаешься с тем, что корабли по морю ходят, а не плавают.

Все действие фильма проходит на корабле. И очень непосредственно осознаешь, что Корабль куда-то Идет. Но куда? Многоточие в самом названии предвосхищает развертывание мозаичной картины Феллини. Это не просто карнавал, о чем часто принято упоминать. Конечно, от карнавала здесь очень много сущностного: маски и характеры, выразительные до карикатурности, до гротеска, калейдоскоп типажей и персонажей, кажущийся сумбур столкновений. Но поэтика карнавала существенно уступает многоуровневой структуре фильмов Феллини. Смыслы, рождаемые из этой структуры, как комбинации цифр многозначного кода – практически бесчисленны. Многоуровневая структура этого построения позволяет воспринимать его подобно текстам с участками, выделенными разным шрифтом - нормальным и мелким, курсивом и т.д.: уровни взаимодействуют, но не смешиваются в тяжелый интеллектуальный коктейль.

Перспективой, как отражение зеркала в зеркале – "зеркальный коридор" – становится второе "Я" героя-журналиста, наделенного преимуществом перед всеми другими персонажами видеть, что же "происходит на самом деле". Он может общаться со зрителем, стало быть, знает, что по ту сторону – фарс, а сам он – кукловод в этом спектакле. Но и он, по собственному признанию, все-таки не знает, что же "происходит на самом деле". Так звучит его высказывание в самом начале фильма, как эпиграф к повествованию.

Другая тема - тема мистики, раскрывающаяся в фильме "Ребенок Розмари" /"Rosemary's Baby", 1968, Enter-фильм, 21.03., Пт., 18:35/ - считается почти сквозной в творчестве Романа Полански. Но думается, что это не совсем точно. Скорее всего, эта тема является своеобразным полем, в котором режиссер находит и раскрывает сложные психологические мотивы героев.

Хотя именно обращение к теме Зла в творчестве обернулось трагедией режиссера в жизни: в 1969 году, когда уже были сняты "Бал вампиров" и "Ребенок Розмари", сектантами-сатанистами была убита жена режиссера, Шерон Тейт, и с ней четверо гостей дома. В это время Шерон Тейт ждала ребенка. Эта страшная цена в каком-то смысле может быть воспринята мистиками как страшное признание таланта роком.

Мистический материал для Полански представляется одной из наиболее близких тем из тех, где может возникнуть и развиваться зерно тревоги, беспомощности перед обстоятельствами или поворотами судьбы. Возможно, это отражение тех страхов, которые были заронены в душу Полански и тянутся еще из детства, со времен краковского гетто. И, как следствие, - не поле, а вырастающее на нем явление в большей степени интересует Романа Полански, соответственно преломляясь в авторском слое.

Как уверенный мастер, режиссер не удерживается от жестов, выражающих как бы самоиронию жанра, и являющихся признаком владения стилем. Это и карикатурно-комичные оттенки в характере Мини (Рут Гордон), соседки Розмари, и жест самой Розмари, останавливающей раскачивание неловко задетой колыбели лезвием ножа, и японец-сатанист, радостно щелкающий затвором фотоаппарата у черной колыбели младенца Розмари.

За роль Розмари в фильме "Ребенок Розмари" Миа Фэрроу получила премию "Оскар".

Едва ли не первоочередным критерием с точки зрения зрительского восприятия является возможность вжиться в вымышленный мир, принять его в качестве внутренне не противоречивой реальности, живущей по своим законам, получить возможность сопереживать персонажам и разворачивающемуся действию. Именно вживание в реальность фильма как в игру и рождает зрительское удовольствие. Такое, в общем-то, естественные размышление приходит в голову, когда погружаешься в сюжетные перипетии "Вальмона" /"Valmont", 1989, Интер, 22.03., Сб., 23:50/ Милоша Формана – экранизации "Опасных связей" Шодерло де Лакло.

Форман находит выверенную пропорцию в сочетании психологических черт, ясно и вместе с тем тонко прорисовывающих характеры героев. Характеры же особенно важны, когда зритель приглашается в мир изощренных интриг, флирта и любовных похождений, оживающих в светской утонченности французской знати XVII века. В таком ключе воплощает Форман литературный сюжет. Лукавая и обольстительная маркиза де Мертей (Аннет Бенинг) – генератор интриг и пружина всего хода событий. Ее коварство и цинизм вдохновенны до обаяния, ее характер – словно становится моделью, своего рода "архетипом", по образу которого между другими персонажами распределено мастерство интриги.

В совсем недавнее прошлое переносит зрителя фильм "Кош ба кош" /1993, НТВ, 21.03., Пт., 23:00/. Опосредованность от прямолинейного изображения военных событий в Душанбе начала 90-х, и в то же время сосуществование фабулы фильма с тревожной доминантой разлада мирной жизни, внесенного войной, существующей на каком-то втором, но постоянно маячащем, плане, – очень выгодный ракурс, избранный и воплощенный Худойназаровым. На это в первую очередь хочется обратить внимание: как на авторскую позицию – с гражданской точки зрения, и как на преломление действительности – с точки зрения художественной.

"Давай переиграем" – перевод названия фильма – звучит многопланово. Ведь это прямо указывает на игру и в то же время противоречит духу игры. Если возникает желание переиграть, значит, что-то не заладилось – с игрой, либо с отношением к ней. И если "жизнь – игра", и словно невзначай прорывается за кадром перестук автоматных очередей, а панорама ночного неба обозначена плавно возникающими, плывущими и гаснущими сигнальными ракетами, атмосфера деструктивной абсурдности таких сочетаний вызывает желание переиграть, начать жизнь сначала. Что заведомо невозможно. Так персонажи входят во взаимодействие с атмосферой межвременья, заражаясь от нее, кто чем: кто игрой в кости до последнего гроша, кто любовью.

Фильм удостоен Серебряной премии на Венецианском фестивале.

Французскую комедийную ленту 60-х гг. – фильм "Разиня" /"Le corniaud", 1965, ICTV 19.03., Ср., 19:15/ – можно расценивать как, в хорошем смысле, кино-"десерт". В противовес драматическим киноповествованиям, часто теряющимся на ТВ-экране без предварительной готовности зрителя к серьезному восприятию. "Разиня" – для кого-то фильм, принадлежащий сугубо прошлому, для кого-то – повод вспомнить давно знакомое "старое кино".

Актерский дуэт Бурвиль–Фюнес композиционно уравновешен в выбранном жанре. И "форсированная" мимика Фюнеса, выступающая на первый план в фильмах с одним Фюнесом в главной роли, здесь становится фоном, оттеняющим тонкости психологической прорисовки характера персонажа Бурвиля. Наблюдать за Бурвилем интересно, соотнося комедийное амплуа актера в этом и других подобных фильмах ("Большая прогулка" /1966/, "Асы" /1968/) с его же драматическими работами ("Отверженные" /1958/, "Веские доказательства" /1963/, "Красный круг" /1970/), восхищаясь талантом перевоплощения и нюансами психологической разработки персонажей.

В том же простаке Антуане Маришале (Бурвиль) проскальзывают и совсем не комичные, но личностные, лиричные оттенки, когда герой осознает себя обманутым и понимает, что являлся пешкой в чужой игре. Эта лиричная тема звучит за кадром французским строем аккордеона, созвучного настроению героя.