Design 2021 ver 1.00
By ZGRYAY
By ZGRYAY
А. Ципко вспоминал: “Я об этом никак не могу забыть, ибо моё личное участие в общественной жизни страны начиналось осенью 1965 года, когда в партии закипели оживлённые дискуссии вокруг хрущёвской критики «культа личности Сталина». Тогда мне впервые в жизни удалось заявить о своих антисталинских настроениях. Об этом мало кто помнит, поскольку свидетелей полемики между мной, студентом 3-го курса философского факультета МГУ, и докладчиком на Московской партийной конференции, секретарём ЦК КПСС по идеологии Петром Ниловичем Демичевым, почти не осталось в живых. Тогда, 26 октября 1965 года, в противовес рефрену основного доклада на конференции – «Партия и Сталин едины!» – я заявил, что, напротив, развитие партии невозможно «без продолжения политики ХХ съезда КПСС». Фамилию Хрущёва я не назвал, но почти что в состоянии самогипноза заявил, что «студенты философского факультета МГУ, члены партии, которые послали меня на эту конференцию, недовольны тем, как нынешний ЦК КПСС осуществляет подготовку к предстоящему съезду партии». Потом, по настоянию секретаря парткома МГУ М. Чедлова, свои слова о недоверии ЦК КПСС из стенограммы партийной конференции я собственноручно убрал. В «благодарность» мне обещали дать возможность продолжить учёбу на философском факультете МГУ…” [4].
А. Ципко подчеркивает повальное членство в КПСС советской интеллигенции: “В СССР подавляющая часть интеллигенции, и прежде всего гуманитарной, преподаватели вузов, учителя школы, состояли в КПСС. В СССР, в равной мере это относилось и к Болгарии, Румынии, только членство в коммунистическом союзе молодежи, а потом в партии открывало дорогу к высшему образованию, к карьере. Среди технической интеллигенции, работающей на оборонку, почти все состояли в КПСС. Наиболее образованная и талантливая часть общества в СССР состояла в КПСС. Конечно, среди этой многочисленной партийной интеллигенции было очень мало марксистов-фундаменталистов типа главного редактора журнала «Коммунист» Ричарда Косолапова, но в то же время сама эта ситуация повального членства образованной части общества в КПСС исключала появление в СССР влиятельной и авторитетной антикоммунистической оппозиции” [5].
У него есть и некое объяснение этой ситуации: “В сущности, советская Россия после коллективизации и сталинского истребления остатков русского дворянства, русской интеллигенции, является уже действительно новой Россией, и прежде всего в генетическом отношении. Это действительно была Россия рабочих, крестьян и коммунистической интеллигенции — как правило, интеллигенции в первом поколении” (там же).
Мы живем в мире пропаганды, которая рассказывает нам, как хорошо мы живем. Так было в советское время, так с нюансами это происходит и сегодня. Информационно-виртуальный мир, выстроенный пропагандой, которую, правда, теперь так не называют, легко побеждает мир физический. Люди часто предпочитают эмиграцию, чтобы поменять один физический мир на другой.
Э. Бернейс писал в своей книге “Пропаганда”: “Меньшинство обнаружило великолепный способ влияния на большинство. Оказалось, что можно формировать мнение масс таким образом, чтобы направить свежеобретенные ими силы на строго заданные цели. В современном обществе это неизбежно. Любые социально значимые шаги – в области политики, финансов, промышленности, сельского хозяйства, благотворительности, образования или любой другой – сегодня должны совершаться с помощью пропаганды. Пропаганда становится инструментом невидимого правительства. Предполагалось, что всеобщая грамотность нужна, чтобы научить обывателя контролировать окружающую среду. Овладев чтением и письмом, он овладеет возможностью управлять – так гласила демократическая доктрина. Но всеобщая грамотность дала человеку не разум, а набор штампов, смазанных краской из рекламных слоганов, передовиц, опубликованных научных данных, жвачки, желтых листков и избитых исторических сведений – из всего, чего угодно, но только не из оригинальности мышления. У миллионов людей этот набор штампов одинаков, и, если на эти миллионы воздействовать одним и тем же стимулом, отклик тоже получится одинаковый. Утверждение о том, что широкие массы американцев получают большинство своих идей таким вот оптовым путем, может показаться преувеличением. Пропаганда – в широком значении организованной деятельности по распространению того или иного убеждения или доктрины – и есть механизм широкомасштабного внушения взглядов. Я сознаю, что слово «пропаганда» для многих имеет отрицательный оттенок. Однако то, хороша пропаганда или плоха, в любом случае зависит исключительно от того, что именно она прославляет, а также от достоверности оглашаемой информации” [6].
То есть индустриальные потоки информации побеждают еще и потому, что большие массы людей хотят простых и внятных объяснений того, почему власть хороша, а оппозиция плоха. Советский Союз поработал хорошо, чтобы создать в каждом ген страха, который продолжает передаваться через поколения. Средний бизнес, которому так не дают подняться на постсоветском пространстве, тоже опасен для власти, поскольку создает независимость от нее. А власть привыкла работать с зависимыми людьми. Беларусь сейчас продемонстрировала яркий пример того, как активных протестующих не только можно сажать, но и увольнять с работы, начиная с дипломатов и ректоров, которые были, конечно, не протестующими, а только сомневающимися.
Попытки внесения изменений типа арабской весны или Беларуси все же достаточно редки. Арабскую весну пытаются привязать к онлайновой активности, цитируя одного из активистов, сказавшего: “Мы используем Facebook, планируя протесты, Twitter для координации, а YouTube, чтобы рассказать об этом миру” [7]. Власть точно так использует соцмедиа. Трамп стал опираться на Твиттер в своем общении с населением. США получили свой вариант выхода протеста наружу в виде движения Occupy Wall Street. Потом пришел вариант #BlackLivesMatter.
При анализе первого такого варианта революции в Тунисе Кастельс выделил три фактора [8]:
Его исходная точка отсчета такова: все социальные движения в истории зависели от конкретных коммуникативных механизмов: слухов, проповедей, памфлетов, манифестов. Коммуникативные возможности определяли организационные. В создании социальных движений лежат эмоции индивидов, они объединяются на базе когнитивной эмпатии, выражаемой в идеях, идеологиях, программах.
Однако есть еще фактор смены поколений. Следует признать честно, что все принципиальные изменения нашей истории связаны с новым поколением, у которого “отключается” этот “ген страха”. Правда, потом его вновь включают. Мы все время имеем модель “оттепель и пост-оттепель”. Возникают условные “шестидесятники” или “семидесятники” в основном в сфере литературы и искусства, которым потом вновь закрывают рот.
За все это время сегодняшняя власть получила самый главный урок – можно не бояться критики, главное делать из нее, условно говоря, муху, которая пытается бороться со слоном.
В. Переведенцев приводит данные переписи в СССР, из которой можно увидеть, что в 1959 в возрасте от 15 до 29 в СССР было 26.5% населения, в 1993, например, 20,5%, правда, в 1979 – 27.2% [9]. То есть перестройка, как и арабская весна, тоже как-то привязана выходу на арену иного поколения. Молодые люди, “необстреленные” властью, создают давление на власть, которому она вдруг начинает подчиняться. Но только временно…
По многим сегодняшним воспоминаниям можно увидеть, что люди во власти были нормальны, они понимали, где пропаганда, а где жизнь, но система каждый раз была сильнее их. И, получается, что решают не люди, а система. Это касается воспоминаний множества советников, помощников, спичрайтеров первых лиц.
Сегодня на место пропаганды “выползает” конспирология, которая близка ей в плане необязательности соответствия действительности. Враги государства видны даже там, где их раньше и не искали. Так думает прокуратура, обратившаяся в московский вузы. Доцент А. Архипова, известная исследовательница фейков, ответила на это язвительной репликой “Явка с повинной”, где детально перечислила свои “нарушения”. Вот одно из них: “Вы спрашиваете о случаях «идеологической обработки россиян и молодежи» через «продвижение американских и европейских либеральных демократических ценностей», а это «продвижение» может происходить через «организацию языковых курсов». Я хочу заявить, что я везде продвигаю демократические ценности и буду это делать. Свободу слова, например, я считаю важной ценностью. Кроме того, я хочу заявить, что я знаю иностранные языки, а также постоянно склоняю своих магистрантов и студентов к знанию этой крамолы. И да, я посещала языковые курсы (например, созданные вражеской организацией «Гете-институт»). И студентам рекомендовала” [10].
Это поручение прокуратуры, напрямую продиктовано защитой пропагандистской модели, от которой пытается уклониться студенческая молодежь. Но власть не хочет разрешить ей это.
Вот некоторые пункты, взволновавшие прокуратуру с точки зрения чистки мозгов:
Или такое: “участие в проведении антироссийских информационно-пропагандистских кампаний, а также в мероприятиях, направленных на подрыв международного авторитета России и доверия международного сообщества к проводимой Российской Федерации внешней и внутренней политике, а также создание ей имиджа государства-агрессора. Сообщите, имеют ли место факты привлечения научного и преподавательского сообщества к подготовке в интересах иностранных международных неправительственных организаций тенденциозных материалов с критикой внешней и внутренней политики России, действий руководства страны, а также содержащих недостоверные сведения о якобы имеющих место массовых нарушениях прав граждан, провокационных статей; различных исследований, рекомендаций и докладов для руководства иностранных государств и международных структур, выводы которых учитываются при принятии внешнеполитических решений, заявлений и призывов к международным организациям и правительствам иностранных государств (например, о «политических репрессиях» в Российской Федерации, «оккупации полуострова Крым, информационных угрозах мировому сообществу со стороны России, о необходимости усилить военное, политическое и экономическое давление на нее и др.)”.
Все мы понимаем по советскому опыту, что это мало что даст. Но ведомства всегда имеют нюх на то, что хочется начальству (см. также другие отклики на эту “новеллу” [12 – 14]). Система начинает придумывать и другие ограничения, призванные ограничить свободные информационные потоки. Этот процесс получил справедливое обозначение, как введение единомыслия в России.
Б. Надеждин рассуждает так: “В этом замечательном законопроекте Ирины Анатольевны [Яровой] очередном есть две свежих идеи. Первая как раз – это фактически запрещаются исторические дискуссии. Грубо говоря, в конечной точке этого пути должно быть примерно следующее: нельзя ругать Советский Союз, а также Сталина, Ленина. Просто нельзя ругать и все, если ты ругаешь, значит ты враг. Вторая идея еще более интересная, она имеет прикладное значение важное, а именно: буквально полгода назад Государственная дума приняла такой закон, который запрещает участие в выборах, даже местного депутата, людям, которые привлечены к уголовной ответственности, и страшно расширили список статей” [15].
Перед нами процесс замены реальности подлинной реальностью пропагандистской, поскольку все то, что расходится с пропагандистской картиной мира, перестает иметь право на существование.
Интенсивные процессы по восстановлению пропагандистской картины мира идут сейчас в Беларуси [16 – 18]. Но их невозможно делать по советской модели, поскольку людям доступны другие источники информации. Снятие с работы и аресты также скорее шли вместе с советской моделью пропаганды, но сегодня, как оказалось, это не является уже сдерживающим фактором. Мир физический, где применяется запугивание, перестал быть более определяющим, как это было в советское время.
Россия у себя применяет иные пропагандистские приемы, разрешая на госканалах “смесь” правильных и неправильных мыслей в телевизионных политических ток-шоу. Но и эта, бывшая долгое время успешной, модель постепенно изживает себя.
Пропагандисты настолько прочно вошли, а точнее, вернулись в нашу жизнь, что их уже начинают пародировать, а это говорит как о распространенности этой формы, так и о том, что она уже начинает приедаться населению. Вот такие примеры:
А. Мусагалиев одновременно является создателем того, что можно обозначить мягкой пропагандой, поскольку под развлекательностью прячет очень правильные пропагандистски мысли. Вот отрывок его с коллегой песни “О стратегически важных людях”, где все настолько правильно по нужным акцентам, что может даже работать на подсознание [21]:
– из куплета об Америке:
И как один уверены все американцы В том, что самый важный для страны их человек Находится в капиталийского холма локации Где занимает в белом доме главный кабинет НО ГДЕ-ТО по бескрайней заснеженной Сибири мобильный комплекс едет баллистических ракет, А за баранкой комплекса сидит сержант Василий Вот Вася для Америки важнейший человек;
– из куплета о Германии:
И хоть их фрау канцлер зациклена на санкциях Но все равно для них она важнейший человек НО ГДЕ-ТО на просторах Балтийского залива Залег на дно атомоход с ракетой булава Им управляет мичман русских ВМФ Василий Вот Вася для Германии персона намбер уан
Модель “разрешенной правды” характерна для телевизионных ток-шоу. Здесь в отличие от советской программы “Время” все решают эмоции, именно ими управляют ведущие, которые могут просто отключить микрофон у неправильного выступающего.
В. Соловьев активно борется со своими врагами даже за пределами телеэкрана, среди которых оказался и спортивный комментатор В. Уткин, поскольку как-то позволил себе высказаться против родного государства, заявив такое: “Мне представляется, что наше государство и, в частности, президент, играют в довольно понятную игру: надо постараться как-то на цыпочках пройти, чтобы не разбудить. То есть вирус как-то сам сойдёт на нет по своим собственным законам и упадёт в пределы, которые могут подчиняться здравым расчётам медицины. И за это время никто не задаст каких-то очень важных вопросов. Вопрос на самом деле только один: «Государство, ты мне на кой вот сейчас, в данный момент?» Я бы в принципе сам дома отсиделся бы, наверное. Я отсиживался и в других ситуациях. Но я, в конце концов, много лет, уже десятилетий, всё тебе скидываю и скидываю долю от своих заработков, какую-то часть денег ты у меня забираешь само, и я никогда их не увижу. Я имею в виду так называемый Пенсионный фонд. И никто никогда их не увидит, это совершенно очевидно. Так это всё ради чего? Чтобы сейчас потёрли репу, напомнили мне про каких-то кипчаков, и на этом мы разошлись, что ли? То есть я за свой счёт, собственно, сижу дома, сам себя запер, ещё и за квартиру плачу, все налоги и так далее. Это что? То, ради чего я отстёгивал налоги каждый месяц лет тридцать? Как-то я очень разочарован всем этим обстоятельством. Мне такое государство не нужно. Ни для чего”. [22].
Соловьев обиды не стерпел, видимо, восприняв ее как личное оскорбление. Развернулся конфликт, где обе стороны постарались “измазать” друг друга: “Уткин записал для Соловьева видео, в котором вызвал его на баттл и пообещал унизить. «Дело зашло слишком далеко. Я думаю, что нам пора встретиться по правилам версус-баттла. Честного словесного боя. Выходи, попробуй защитить. Не истины, не политику, не экономику, а себя. Я хочу тебя унизить, я хочу вернуть тебя на то место, которое ты занимаешь», — обратился к ведущему «России 1» Уткин. Он также назвал Соловьева «мерзкой карлицей» и «хлопотливой тетушкой» — эти определения по отношению к Соловьеву использовал теле- и радиоведущий Сергей Доренко, который рассказывал, что Соловьев испытывал к нему профессиональную зависть. Уткин также нарек Соловьева «маршалом пропаганды» и предположил, что соперник откажется от баттла: «Ты испугаешься, потому что прекрасно знаешь, что меня учили в тех местах, в которых тебя не пускали на порог». Уткин добавил, что, по его мнению, без «машины, которая работает на него», ведущий «ничего не представляет из себя»” ([23], см. также [24]).
Такие конфликты, попадая в публичную плоскость, становятся бесконечными, пока власть не одернет кого-то из них. Так видимо в результате и произошло, и они в результате стали есть в разных уголках ресторана.
Уткин говорит: “Никто не обращается внимания, что я этот конфликт не начинал. Я защищался в этой ситуации. С самого начала ему сказал: “Я хочу тебя унизить”. Ну что мне оставалось делать? С этим человек невозможно спорить по сути. У него нет взглядов и ценностей. Я лишь отвечал на агрессию. Мне, видимо, нужно было дойти до Берлина. Сначала я сказал, что отзываю войска, но ему захотелось еще. Пожалуйста, мне не жалко” [25]. И продолжает: “Я высказал свою гражданскую позицию со стороны здравого смысла. Он полез на меня с оскорблениями. Я не могу с ним спорить и устраивать полемику. У него нет своих взглядов, это бессмысленно”.
В очередном выступлении Уткин объяснил отсутствие драки с Соловьевым: “Если этого человека тронуть хотя бы пальцем, ты гарантированно потеряешь все и сядешь, это совершенно очевидно. Я не стану с ним драться ни при каких обстоятельствах. Вообще, желание подраться с кем бы то ни было у человека, который везде ходит с двумя фсошниками, это крайне смешно. Мое оружие – слово. Если мне доведется встретится с Владимиром Соловьевым, что бы он ни делал, я не трону его пальцем. Я уберу руки за спину. Я своими глазами увижу, как его хватит удар. Живи сто лет, не встречайся со мной и перестань мне угрожать своими кулаками смешными” [26].
Все это лишь немногим отличается от того, что происходит на экране у Соловьева. Там идет словесная драка, тут речь идет о драке физической. При этом Соловьев пытается занять позицию над схваткой, хотя сам является главным ее участником. Он так комментирует пародию на себя И. Соболева: “Не видел, даже смотреть не собираюсь. Вообще не интересно. Я и комика такого не знаю. Ну, хайпится и хайпится. Сейчас много их таких, которые пытаются хайпится. Да мне вообще глубоко пополам. Я скажу так: “Собаки лают, караван идёт“” [27]. Общее пожелание должно быть таково: ребята, деритесь в эфире, но не на улице… Но и в эфире должны быть пределы, ибо усиление информационной войны ведет к обострению политической [17].
Пропаганда сильна своим вариантом обязательной конспирологии, которая распространяется на всех жителей страны. Настоящая конспирология в отличие от нее “вытягивает” две группы: верующих в нее и неверующих. И они могут спокойно бороться друг с другом. А в пропаганду должны верить абсолютно все, она как вариант религии, поскольку тоже оперирует сакральными ценностями.
Публицист М. Макогон видит эту проблему так: “На пропаганду не жалеют денег. Прямые субсидии федеральным СМИ из федерального бюджета – статья расходов, защищенная ото всяких кризисов, с каждым годом она только растет. Только растут и множатся каналы доставки, едва появляется новая платформа – она тут же плотно зарастает источниками, прямо или косвенно финансируемыми из кармана налогоплательщиков и/или прикормленных олигархов. Сколько стоит многоликая Симоньян российскому государству – можно только прикидывать. Мы знаем, что бюджет RT – 27 млрд. рублей в 2020, мы знаем, что один выпуск “Международной пилорамы” стоит 3,4 млн. рублей, мы знаем про контракты с Аэрофлотом и силовыми ведомствами, но было бы очень наивно думать, что только тем, что смог раскопать Навальный поток наличных в семейный бюджет Симоньян-Кеосаян ограничиваются. Т.е., в неформальной иерархии российского политического режима, Симоньян – какой-то очень ценный человек, она оказывает важную услугу. И, наверное, если бы цели у сторон совпадали, то выглядело бы это страшновато. Потому что 3,4 млн. рублей, 50 тыс. долларов за получасовой выпуск, по российским деньгам – это все лучшее: лучшие актеры, лучшая картинка, а главное – лучшие сценаристы. Это больше, чем могут себе позволить на один выпуск даже самые топовые Ютуберы. Со всем этим можно достичь и превысить искомый эффект пропаганды, сделать очень мощный продукт. Проблема в том, что цели у сторон прямо противоположные: одни – покупают пропаганду, вторые – хотят украсть как можно больше денег, отжать бюджет досуха, снять настолько дешево, насколько это вообще реально” (цит. по [28]).
Но газета, которая это перепечатала, “выкинула” более опасные строки из Фейсбука от М. Макогона: “Российский режим не просто так квалифицируют “информационной автократией”, пропаганда в нем – это начало и конец, это фундамент и шпиль. Владимир Путин пришел к власти только телевизором. Тут нужно всегда напоминать: в июле 1999 года, за 5 месяцев до “я ухожу” и за 8 до президентских выборов – фамилию “Путин” в стране знало человек 100 и даже его назначение премьером мало что в этом изменило – он был третьим главой правительства (после Примакова и Степашина) за год и шестым за два. Ныне подзабытый вопрос “Who is mr.Putin?” тогда не на ровном месте возник” [29].
То есть как раньше звучало “патронов не жалеть”, то теперь это превратилось в “денег на пропаганду не жалеть”. Государство любит защищать себя, создавая под это множество институтов, в том числе и пропаганды.