Принятие закона об образовании породило на Донбассе новую волну страхов: «Запретили обучение на русском языке! Вот-вот и вообще русский язык запретят!». Слышать это приходилось собственными ушами.

Российская пропаганда, разумеется, подогрела эти страхи, как могла. Что-что, а препарировать факты она умеет. Но российской пропаганде очень подыгрывает недостаток внятной информационной кампании с украинской стороны. Элементарных разъяснений, и не с точки зрения светлых перспектив государства в целом и его образовательной сферы в частности, а с точки зрения людей, чьим языком с самого детства является русский. Хотя бы разъяснений под тем углом зрения, что государство не видит в них врагов и его самоцелью не является «прижать их к ногтю», «отомстить», «дискриминировать» и прочее подобное.

И так продолжается все три с половиной года войны. Помнится, в 2014 году, разговаривая с донецкими знакомыми, спрашивал: «Вы за кого?». Ответ чаще всего звучал так: «За русскоязычных!». Тогда очень и очень многие на Донбассе были уверены и не сомневались: противостояние происходит якобы по языковому признаку. Между теми, кто допускает существование на украинской земле русского языка, и теми, кто якобы хотел бы его вытравить — и, якобы желательно, вместе с его носителями.

Можно не сомневаться: многие жители Донбасса уверены в том же самом и теперь. Умело подогретый и препарированный российской пропагандой языковой вопрос стал одним из мощных детонаторов войны. Ненависти и страха — вне всякого сомнения. А что мы противопоставляем российской пропаганде? Когда она — хоть на уровне выступлений российских политиков, хоть на уровне СМИ, хоть на уровне соцсетей — утверждает, что якобы в Украине чуть ли не опасно говорить по-русски? Мы отмахиваемся от таких утверждений, смеёмся над ними, как над несусветной чушью. А люди на Донбассе в это верят. И понять, что это не так, что это не имеет ни малейшего отношения к действительности, им неоткуда.

Тогда, в 2014 году, СМИ совершили большую ошибку, которую теперь чрезвычайно трудно исправить. Возможно, это даже было одной из главных ошибок. После победы Майдана Верховная Рада предприняла попытку отменить закон Кивалова — Колесниченко. Именно этот акт российская пропаганда тогда раздула до масштабов катастрофы. «Русский язык запретили!» — именно так роспропаганда истолковывала этот акт и вдалбливала, вдалбливала в головы, приправляя фантастическими картинами ужасов, которые якобы обрушатся на каждого, кто отныне осмелится хоть слово сказать по-русски.

Чем отвечали украинские СМИ, украинские публичные политики? А они бормотали что-то невнятное в духе: мол, Турчинов закон не подписал, да и вообще поторопились, ошибочка вышла. И добавляли: по сути, вообще-то, акт был правильным. И это — всё. Видите, в чём ошибка? Российская пропаганда искажала, перевирала содержание законопроекта — и не важно, подписал его Турчинов или нет. А разъяснить его истинное, действительное содержание никто не спешил. Аргументация и контраргументация касались совершенно разных аспектов и не пересекались между собой. Ответ не отвечал на поставленный вопрос.

А надо было всего лишь подчёркивать — и изо всех сил подчёркивать: закон Кивалова — Колесниченко вступил в силу в августе 2012 года, отмена закона Кивалова — Колесниченко возвращала ситуацию в состояние до августа 2012 года, только и всего. У нас до августа 2012 года был фашизм? Нет. До августа 2012 года русскоязычных украинцев гнобили? Тоже нет. Тогда в чём вопрос?

Но если подобные аргументы и звучали (а встречать их не приходилось), то распространение получили вовсе не они.

И это назревало очень давно. По сути, все 23 года до того момента языковая дискуссия в таком ключе и происходила. Жители Донбасса говорили: «Мы привыкли к русскому языку и хотим говорить на нём и дальше». А что им отвечали? А отвечали что-то про государство, нацию, народ, независимость. Жители Донбасса вели речь о себе, о людях, права которых государство, как они полагали, ущемляет. Им отвечали о государстве и о народе, о высоких идеалах и моральном долге — и часто казалось, что ещё чуть-чуть, и речь пойдёт о «родной партии», которая «ведёт к победе». Та же самая ситуация: «Твоя-моя не понимай». Та же самая дискуссия, где стороны не слышали друг друга просто по той причине, что говорили о разном, не об одном и том же.

И, положа руку на сердце, признаемся самим себе: не бывало ли так, что и политики в своих публичных выступлениях, и СМИ видели в жителях Донбасса не граждан Украины — пусть ошибающихся, пусть обманутых, пусть косных, а «пятую колонну», едва ли не российских агентов? Не были ли слишком многие и выступления патриотичных политиков, и материалы СМИ проникнуты идеей отторжения, отталкивания, противопоставления? А если были, то никто уже не подсчитает, сколько жителей Донбасса, изначально настроенных вполне патриотично или хотя бы лояльно, просто были поставлены перед фактом, что «уж лучше грешным быть, чем грешным слыть». А ведь в эпоху Перестройки сами жители добивались переименования Жданова в Мариуполь, а Ворошиловграда в Луганск! И подавляющее большинство горожан эту тогдашнюю декоммунизацию поддержало! Сейчас в это трудно поверить, но это было!

Да, подобные настроения на Донбассе и без того существовали. Многие жители региона полагали, что Донбасс — это не Украина, а нечто отдельное от неё. Колония Украины — даже так; голосуя за Януковича, они искренне надеялись, что метрополия и колония поменяются местами, и заживёт, наконец, Донбасс богато и счастливо. И когда этого не случилось, у многих был шок. Да, всё это так. Но разумная информационная политика в течение двадцати с лишним лет — если бы таковая была — могла ослабить эти настроения, маргинализировать их. А неразумная — невнятная и догматичная, зацикленная на одних и тех же аргументах, которые, как уже давно было понятно, не срабатывали — могла их усилить, что она и сделала.

А в дискуссии о языках существует простой метод. Почему государственным должен быть украинский язык? Да потому, что ситуация была и остаётся такой, что украиноязычные граждане Украины вынуждены учить и знать русский, потому что по-украински ни чиновник, ни врач, ни продавец в магазине могут их просто не понять. Потому что и до сих пор в Украине знания украинского языка недостаточно, оно не гарантирует коммуникации даже на необходимом уровне. Потому что и до сих пор без русского языка человек часто оказывается беспомощным, иностранцем в своей собственной стране. Проверено неоднократно, действует: стоит лишь спуститься из сфер государства и нации в сферу повседневного общения, и позиция сторонников русского языка на глазах перестаёт быть такой уверенной. Просто побудить их посмотреть на проблему не с точки зрения государства и нации, а с точки зрения таких же граждан, только украиноязычных. «Пусть тогда будет два государственных языка!» — скажут вам? На это есть контрвопрос: «А как вы это представляете себе на практике?». Тоже неоднократно проверено, тоже действует. Не переубеждает, нет — но заставляет сомневаться. И, во всяком случае, заставляет понять, что государственная поддержка украинского языка — это не ради насилия и не ради того, чтобы «поставить Донбасс на колени»…

Но почему же СМИ не ставят вопрос именно в такой плоскости? Почему, говоря об украинском языке и его государственной поддержке, всё никак не могут отвлечься от высокой политики? Почему зациклились на ней?

Невозможно вылечить болезнь, не зная её истории. Так вот, история. 2000-е годы, Константиновка. Две женщины разговаривают по-украински. Подхожу к ним, по-украински же спрашиваю, как пройти. Женщины тут же осекаются, отвечают ледяным тоном и по-русски. А на лицах... Это надо было видеть — такое выражение, словно их поймали на чём-то крайне непристойном. Неблаговидном.

… В Донецке вот уже более ста лет живёт несколько десятков тысяч этнических татар. Немало их и в других городах Донбасса. Неоднократно приходилось слышать: в 1950-е годы студенты-татары стеснялись говорить на людях по-татарски — даже с родителями. Считалось, что говорить по-татарски — это расписываться в своей некультурности, провинциальности. И если родившиеся уже в Донецке в начале ХХ века говорили в основном по-татарски, то родившиеся в 1930–1940-е годы говорили по-татарски в семьях, но только по-русски — в общественных местах. Родившиеся в 1960-е годы хорошо понимают татарский язык, но даже дома говорят по-русски, и так — с детства. Родители им — по-татарски, они в ответ — по-русски. Родившиеся в 1990-е годы татарского языка в большинстве своём уже не понимают.

И эта схема на Донбассе была универсальной. Точно так же ушёл с улиц донбасских городов идиш. Точно так же ушли румейский и урумский: ещё в начале 1970-х годов от людей старшего возраста их можно было услышать в Донецке, а тем более в Мариуполе, сегодня — нет.

И точно так же ушёл украинский. А ведь в речи донбасских татар, и даже в русской речи — полно украинизмов! Именно украинизмов, а не русизмов! А ведь татары как приехали с Поволжья, так и осели на Донбассе; кроме как из речи жителей того же Донбасса, какой она была несколько десятилетий назад, украинизмам неоткуда было взяться!

И так было много-много лет подряд: говорить не по-русски — это расписываться в своей некультурности и необразованности. Говорить не по-русски — стыдно. Что ж, многие донецкие татары сегодня — «за русскоязычных». Многие донецкие украинцы сегодня — «за русскоязычных». Потерявшие свой язык под влиянием среды, они сегодня защищают эту самую агрессивную среду. По той же самой причине: быть нерусскоязычным — стыдно. Это уже въелось в подсознание. Это воспитывалось на протяжении поколений. Приезжая, а тем более переезжая в Киев, выходцы из Донбасса вполне спокойно переходят на украинский. Потому что в Киеве это не стыдно.

И это именно задача СМИ — убедить жителей Донбасса, что говорить по-украински — не стыдно. Да, трудная, неподъёмная задача. Но больше некому её выполнить, кроме СМИ и, прежде всего, телевидения. Увы, успешные люди, кроме политиков и деятелей культуры, да и то далеко не всех, на наших экранах всё так же говорят преимущественно по-русски.

И ещё. 19 октября в ходе своего выступления в программе «НВ» «Диалоги о будущем» Мустафа Найем обронил фразу: «Мы, украинцы». В Киеве это было воспринято абсолютно без эмоций, как нечто само собой разумеющееся. В Донецке это почти наверняка вызвало бы если не оживление, то уж точно крайнее удивление. Жители Киева и Донецка до сих пор вкладывают в слово «украинцы» разный смысл: для многих донбассовцев этот смысл так и остался сугубо этническим.

И вот здесь есть очень простой выход: жители хотя бы подконтрольных территорий как можно чаще должны слышать это вот «мы, украинцы» от людей самого разного этнического происхождения. Тогда они и сами почувствуют себя украинцами. Только тогда из донбасской атмосферы исчезнет призрак «злобных бандеровцев». Зацикленность на старых аргументах о государстве, нации и подобных давно исчерпала себя. Нужны аргументы на уровне людей и от имени людей.