Максим Буткевич: «Яготин – это диагноз нашей журналистике»

Максим Буткевич: «Яготин – это диагноз нашей журналистике»

29 Березня 2016
8818
29 Березня 2016
17:00

Максим Буткевич: «Яготин – это диагноз нашей журналистике»

8818
Правозащитник Максим Буткевич, сокоординатор проекта «Без границ», рассказал «Детектору медиа» о «желтой» повестке украинских телеканалов, фантомных страхах и непрофессионализме журналистов на примере освещения событий в Яготине и Львове
Максим Буткевич: «Яготин – это диагноз нашей журналистике»
Максим Буткевич: «Яготин – это диагноз нашей журналистике»

Максим, вы следили за тем, как украинские телеканалы освещали историю с центром временного поселения иностранных беженцев в Яготине?

– Я был вынужден смотреть – даже при отсутствии телевизора сложно было это не увидеть, потому что материалов было много. Конечно, не все, но основные репортажи я видел – и они ужасны. Прежде всего, потому что это печальный замкнутый круг, который мало кем замечается. В некоторых сюжетах есть прекрасные синхроны жителей Яготина, которые говорят: «Нам же показали по телевизору, что делают эти беженцы в Германии» или вариант «с Германией». А что они сделали с Германией? Я вот был недавно там, как раз по поводу беженцев – и ничего с ней не произошло. Но я понимаю, о чем говорят жители Яготина: они говорят о медиаосвещении нашими каналами новогодних кельнских событий, а перед  этим – массового наплыва беженцев в Европу. И интонации, с которыми эти события освещались, теперь явно слышны в разговорах местных жителей.

Осуждать за это яготинцев не стоит: в их головах смесь страхов и стереотипов, которые взяты из украинских и, возможно, частично – из российских СМИ. В данном случае можно говорить о трогательном единодушии украинских и российских СМИ – именно поэтому российские СМИ радостно освещали события в Яготине, подавая это так: «За что боролись – на то и напоролись», имея в виду стремление Украины в ЕС.

– Интересно, что тем же тезисом предварил сюжет о Яготине в «Грошах» их ведущий Александр Дубинский.

– И точно так же мог выступить условный коллективный Дмитрий Киселев – по большому счету, это его тезис. Интересно, что по ряду других тем украинское журналистское сообщество проявляет настороженность и интересуется, почему некоторые наши СМИ повторяют заказные тезисы российских государственных СМИ. Но не в этом случае.

– Вы думаете, освещение в определенном ключе событий в Яготине – это тоже заказ?

– Нет, я не сторонник теории заговора. Это не значит, что не бывает заранее подготовленных информационных атак – доказательств подобных «вбросов» мы наблюдали за последние два года предостаточно. Но здесь, мне кажется, все гораздо проще: из-за пренебрежения профессиональными стандартами журналисты закладывают бомбы-месседжи, которые через какое-то время срабатывают – а СМИ снимают последствия, снова закладывая мины на будущее.

Как сейчас освещается Яготин? Нам показывают людей, которые высказывают опасения. В первую очередь, речь идет о нескольких тезисах: «они у нас отнимут работу», «они принесут нам болезни», «мы опасаемся за своих детей и женщин». С точки зрения стандартов, журналисты должны были бы разобраться с этими опасениями вместо просто трансляции страхов.

Например, с работой действительно все плохо – в Яготине ее нет, но беженцам и не предлагается искать там работу – скорее, наоборот, появление центра ведет к возникновению небольшого количества рабочих мест для самих жителей Яготина. Кроме того, по международному опыту, города, в которых есть отрытые центры для беженцев, более привлекательны для доноров, которые могут выделить деньги на развитие города для местных НПО. А если пункт не откроют, то, боюсь, ситуация будет обратной: Яготин будет нанесен международными донорами на условную карту как город, в котором сильны расистские настроения и где работать не имеет смысла. Так что это скорее плохо для местной общины.

– Возможно, местная община и не пытается привлечь гранты на развитие?

– Возможно. Но остальные страхи – рост преступности и, в частности, преступлений, связанных с сексуальным насилием, ухудшение эпидемиологической ситуации – должны были бы послужить поводом для журналистских расследований о том, насколько они обоснованы – это ведь не первый подобный центр в Украине.

Например, тема экзотических болезней, якобы привезенных мигрантами, возникла еще в 2007 году, и периодически всплывает. Мы посылали запросы в СЭС, чтобы узнать, сколько у нас зафиксировано фактов появления нетипичных болезней, источником которых были бы даже не беженцы, а мигранты в целом, то есть любые приехавшие и поселившиеся в Украине иностранцы. До 2012 года, когда мы последний раз делали такой запрос, нам отвечали: «Мы очень готовы к таким ситуациям – но пока подобные случаи не зафиксированы». Это не значит, что подобной ситуации быть не может в принципе, но для меня была показательной реакция главврача Закарпатской санэпидстанции, которая в свое время сообщила, что эти опасения необоснованны. Тем более необоснованны они в случае с беженцами, если для них есть обязательный эпидконтроль. В Яготине мы видели прямо противоположные, безумные, с точки зрения специалистов, заявления о том, что «беженцы принесут нам вирус Зика, который передается специальными комарами» – которых, видимо, беженцы тоже привезут с собой.

Теоретически, журналисты должны были разобраться со всеми этим страхами. И отдельно провести расследования о коррупционной составляющей  строительства центра в Яготине. Я не видел, но не думаю, что пропустил, никаких расследований, подкрепленных документами, о том, были ли нарушены правила землеотвода, или тендера, или украдены деньги на ремонт. Вместо этого СМИ готовят какой-то винегрет из страхов и угроз, которые транслируют местные жителя и приехавшие крайне правые активисты, преимущественно из ЦК «Азов».

Мы видим, как наши журналисты ссылаются на предвзятые украинские же материалы о событиях в Кельне, и я предполагаю, что через некоторое время будут ссылаться в репортажах о любых других событиях, связанных с мигрантами, на предвзятые и непрофессиональные материалы о Яготине. Так нарастает пирамида из фантомных страхов и угроз.

– Посещали ли вы центры для беженцев в Мукачево или Одессе?

– В Одессе не был, а в Мукачево был. Можно только посоветовать туда съездить журналистам – и вовсе не потому, что там все прекрасно. Там плохого качество питание, условия проживания оставляют желать лучшего, но все это влияет на жизнь тех, кто содержится внутри центра. Зато с тех пор, как центр начал работать, сообщений о том, что ухудшилась криминальная или эпидемиологическая ситуация в Мукачево, не было – и это может помочь нашим журналистам что-то понять.

– Как в эти центры попадают люди? Они переходят границы – и их сразу же туда селят?

– Нет, конечно. Это не центр для новоприбывших беженцев, целая сеть которых, например, существует в Германии и которых у нас, кстати, очень не хватает. Центр в Яготине, как и два других, с новоприбывшими не работает. Этот центр предназначен для тех, чьи документы уже приняты в работу и, скорее всего, решение о предоставлении убежища будет положительным. А в ряде случаев решение уже вынесено, и человек уже получил статус беженца. Если у такого человека нет крыши над головой, то он пишет заявление с просьбой рассмотреть предоставление временного помещения в такой центр. Более того, в некоторых случаях в такие центры не так легко попасть – Одесский центр, например, много лет был окружен слухами о коррупции – документов, это подтверждающих, разумеется, у нас нет. Но вопросы о том, кого, как и за сколько туда селили – возникали.

– Сколько человек ежегодно просят убежища в Украине?

– Есть некая усредненная цифра, которая, как это ни странно, не меняется даже с учетом событий последних двух лет:  от тысячи до полутора тысяч человек ежегодно.

– Сколько из них получают статус  беженца?

– Сложно сказать. Некоторые из них устраивают свою жизнь в Украине без получения статуса беженца, хотя и находятся в стране легально – например, заключают брак. Некоторые уже находятся в стране легально, но, узнав, что на родине их начали преследовать по политическим мотивам, решают обратиться здесь за получением статуса беженца. Но в целом, от общего количества попросивших получают статус около 10% людей. И это только в последние пару лет, а раньше – еще меньший процент.

– То есть речь идет о сотне-двухстах человеках в год?

– Да. В целом, за всю историю независимой Украины статус беженца или так называемую дополнительную защиту получили менее трех с половиной тысяч человек. Большинство из них самостоятельно ищут крышу над головой, обычно в трех городах – Киеве, Харькове и Одессе. Собственно, именно поэтому возникла идея строительства подобного центра в пригороде Киева. Одесса – это большой город, где пусть на окраине, но существует этот пункт, где в принципе можно найти работу – пусть и малооплачиваемую и неквалифицированную. А потом снять себе комнату и потихоньку интегрироваться. В Мукачево ситуация хуже, если речь идет о перспективах интеграции – поскольку работы там особенно нет. Также и Яготин не имеет особенных перспектив, и лучше бы центр был где-то поближе к Киеву, поэтому выбор именно Яготина общественные организации критиковали еще на стадии проекта. Но в Киевской области такой центр нужен – поскольку это крупнейший город, куда в первую очередь попадают беженцы.

– Из каких стран обычно приезжают беженцы?

– Из очень разных, но есть некий топ стран, из которых обращаются за убежищем. На данный момент это Афганистан, Сирия, Российская Федерация, Ирак и Иран, все еще приезжают из Узбекистана. В Одесском центре, например, полный интернационал – и, конечно же, нет никаких документов, которые ограничивали бы поселение в один пункт людей только из одной страны. Так что поселять в Яготин только сирийцев никто не будет. Хотя как раз сирийцы патриотической общественности должны быть ближе всего: те, кто бежит сейчас от бомбардировок бочковыми бомбами Асада, – это по большей части люди, которые хотят видеть свою страну свободной, демократической, без авторитарного режима. При этом они не исламисты – иначе бы они не бежали, а просто переходили на сторону Исламского государства. Так что все эти карикатурные образы сирийских беженцев, закутанных по самые глаза, не имеют никакого отношения к реальности –  журналисты просто не знают, о ком идет речь. И свое незнание и невежество легко адресуют широкому кругу зрителей.

– Интересно, что независимо от того, в группу какого олигарха входит канал, в освещении ситуации в Яготине журналисты проявили удивительную солидарность.

– Думаю, что в таких мелких вопросах, на самом деле, не важных собственникам, речь не идет о позиции, которая была выработана на уровне руководства. Это просто свидетельство состояния нашей журналистики – она плоха. Львов – это диагноз государственным структурам и местным органам самоуправления. А вот Яготин – это диагноз нашей журналистике, которая некорректно освещала и события в Европе, и теперь отрабатывает ту же «желтую» рейтинговую повестку дня, и чем больше в материале ада – тем лучше. Вместо того, чтобы провести даже не расследование, а исследование, гораздо проще нарядиться карикатурными «беженцами» и на камеру отправиться пугать людей. Неудивительно, что эта идея пришла в голову не одному, а нескольким каналам – так ведь проще.

Что касается освещения ситуации во Львове в наших СМИ, то там тоже возникла интересная тенденция. Как вы знаете, фестиваль вообще-то был не только и не столько о правах ЛГБТ, что не нашло отражение в репортажах. А ведь речь шла и о этнических меньшинствах, и о религиозных группах, и т. д. – но среди организаторов и тем присутствовала магическая аббревиатура ЛГБТ, и все зациклились именно на ней.

Но даже если бы это был фестиваль, посвященный правам ЛГБТ, то его срыв и нападение на участников, а также судебный запрет на его проведение – это симптом того, что в нашей стране нет принципов недискриминации, и нет прав человека. Громко звучит, но это так: права человека – это всегда защита прав меньшинства от большинства. Если меньшинство не принуждает ни к чему других людей, то в том обществе, которое, как казалось во время Майдана, мы хотим построить, права меньшинства должны быть защищены. У нас через северную границу есть государство, где действует воля большинства, или согласия большинства на многие вещи. И вряд ли это устройство общества/государства кажется таким уж привлекательным украинцам.

– Каждый нормальный гомофоб скажет вам, что он не ходит по городу с транспарантом «Я занимаюсь сексом с представителем противоположного пола» – зачем такое право ЛГБТ-сообществу?

– Во-первых, и на прайдах не ходят с подобными плакатами. Во-вторых, если кому-то очень хочется провести яркий, местами провокативный, красочный гетеросексуальный парад – кто не позволяет? Пожалуйста, пусть устраивают. Вопрос ведь не в этом, а в том, есть ли в нашей стране свобода мнений, самовыражения и мирных собраний – или нет? Я не говорю сейчас о том, насколько дискриминировано у нас ЛГБТ-сообщество – а оно, конечно, дискриминировано. Но надо помнить еще и о базовых вещах: при Януковиче у нас отняли право на мирные собрания, и считалось, что он представляет интересы большинства граждан этой страны. Чем в данном случае активная часть гомофобов лучше, чем предыдущая власть? Даже аргументы у них одинаковые: и тогда, и сейчас говорят: «Не надо раскачивать лодку».

– Зато факельное шествие на день рождения Бандеры можно провести.

– Да. Факельное шествие – это святое (сарказм. – ДМ). Беспокоит вот еще что: за последние месяцы мы увидели не просто проблемы с медиаосвещением событий, где используется язык вражды, дискриминационное или просто безграмотное освещение. Мы увидели также, что насилие со стороны определенных групп и их безнаказанность становятся более или менее вариантом нормы. Нападения на участников акции памяти Маркелова и Бабуровой, на акцию сторонников Советского союза перед Историческим музеем, на Марш равенства в Киеве, на участников фестиваля во Львове – и ряд других событий, включая почти все антифашистские и феминистические акции – не были пресечены и не расследуются.

Получается, что некоторым можно применять насилие – например, представителям крайне правого ксенофобского крыла, чаще всего аффилированного с ЦК «Азов», который, в свою очередь, связан с МВД, – что придает особую пикантность ситуации. И это говорит об очень короткой исторической памяти – ведь еще два года назад подобных людей называли титушками. Цвета другие, лозунги тоже, но схема та же. Не возвращается ли к нам то, что казалось если не поверженным, то отодвинутым нами в неактуальную хтонь во время Майдана? Я вижу реакцию людей на эти тревожные тенденции – и мне кажется, пора обозначить, что либеральные и демократические ценности, права и свободы важны для огромного числа людей в Украине. Это может быть публичной акцией или подписанием какого-то документа вроде гражданской хартии – но нам нужно высказаться и потребовать соблюдения наших прав, а также адекватной работы государственных органов по обеспечению этих свобод и безопасности граждан. Власть должна понять, что есть вещи, для нас неприемлемые: собственно, они в свое время заставили выйти людей на Майдан, и два года спустя другие лозунги и флаги не делают их приемлемыми.

Фото: Детектор медіа

Команда «Детектора медіа» понад 20 років виконує роль watchdog'a українських медіа. Ми аналізуємо якість контенту і спонукаємо медіагравців дотримуватися професійних та етичних стандартів. Щоб інформація, яку отримуєте ви, була правдивою та повною.

До 22-річчя з дня народження видання ми відновлюємо нашу Спільноту! Це коло активних людей, які хочуть та можуть фінансово підтримати наше видання, долучитися до генерування спільних ідей та отримувати більше ексклюзивної інформації про стан справ в українських медіа.

Мабуть, ще ніколи якісна журналістика не була такою важливою, як сьогодні.
* Знайшовши помилку, виділіть її та натисніть Ctrl+Enter.
8818
Коментарі
0
оновити
Код:
Ім'я:
Текст:
Долучайтеся до Спільноти «Детектора медіа»!
Ми прагнемо об’єднати тих, хто вміє критично мислити та прагне змінювати український медіапростір на краще. Разом ми сильніші!
Спільнота ДМ
Використовуючи наш сайт ви даєте нам згоду на використання файлів cookie на вашому пристрої.
Даю згоду