Режиссер Аскольд Куров: Я бы хотел, чтобы моего фильма о Сенцове никогда не существовало

Режиссер Аскольд Куров: Я бы хотел, чтобы моего фильма о Сенцове никогда не существовало

28 Березня 2017
4892
28 Березня 2017
16:56

Режиссер Аскольд Куров: Я бы хотел, чтобы моего фильма о Сенцове никогда не существовало

4892
«Единственным террористом в деле Олега Сенцова является российское государство», – говорит режиссер Аскольд Куров. О том, как он снимал документальный фильм «Процесс: российское государство против Олега Сенцова» об украинском политзаключенном и есть ли шанс показать его в России, Аскольд Куров рассказал в интервью «Детектору медиа».
Режиссер Аскольд Куров: Я бы хотел, чтобы моего фильма о Сенцове никогда не существовало
Режиссер Аскольд Куров: Я бы хотел, чтобы моего фильма о Сенцове никогда не существовало

«Я бы хотел, чтобы этого фильма никогда не существовало». Этой фразой российский режиссер Аскольд Куров начал допремьерный показ своей документальной работы «Процесс: российское государство против Олега Сенцова» на кинофестивале Docudays UA, который проходит в эти дни в Киеве.

Куров решил снимать кино об украинском режиссере, когда понял, насколько абсурдным является этот судебный процесс и что крымчанина Сенцова наказывают показательно, демонстрируя всем несогласным жителям полуострова силу новой власти. (Напомним, Олега Сенцова задержали сотрудники ФСБ после аннексии Крыма в мае 2014 года; его обвинили в организации терактов и приговорили к 20 годам тюрьмы строгого режима.)

Съемки фильма заняли почти полтора года, еще столько же ушло на поиски финансирования и монтаж. Кроме заседаний суда, синхронов адвокатов и юристов (и даже кинокритика), показаний так называемых свидетелей, показаний самого Олега Сенцова, зритель видит в картине еще одного героя – двоюродною сестру Наталью Каплан, которая пытается любым способом помочь брату. Самой трогательной сценой фильма является эпизод, в котором автор знакомит нас с мамой и двумя детьми Олега. А кульминация картины – монолог Сенцова, где он рассуждает о силе духа, свободе, цене убеждений и призывает россиян не идти на поводу у системы, не растить следующее поколение рабов.

Мы встретились с режиссером фильма Аксольдом Куровым на следующий день после показа и поговорили о том, как создавался «Процесс», чему он должен научить зрителя и есть ли шансы, что этот фильм, обличающий российскую судебную систему и власть в целом, увидят в России.

Аскольд, вы были знакомы с Олегом Сенцовым до его задержания, и на судебные заседания ходили как знакомый и коллега. Предполагали ли вы тогда, что этот процесс будет долгим, громким, и что Олег окажется таким сильным человеком? И в какой момент появилось понимание, что нужно снять об этом фильм?

– Когда Сенцова задержали, я впервые столкнулся с судебной системой, увидел, как она устроена. И сразу осознал уровень абсурда и цинизма, когда в самом начале Олега насильно объявили гражданином России без его согласия. А дальше абсурд только усиливался.

То, что он мой знакомый, коллега, и то, что я симпатизирую его таланту, вывело ощущение происходившего беспредела на другой уровень. Конечно, мне было известно о политических делах, которые и раньше происходили в России, но когда такое случается с человеком, которого ты знаешь лично, переживаешь совсем по-другому.

Я помню, что поделился своими ощущениями с Павлом Лопаревым, с которым мы вместе работали над предыдущим фильмом («Дети 404». – ДМ). И он спросил, почему бы мне не снимать кино о деле Олега Сенцова, ведь это, наверное, единственное, чем я могу помочь – по крайней мере, это важнее и полезнее, чем просто ходить на заседания.

О том, что это будет громкое дело, я тогда, наверное, не думал. Оно как-то постепенно выросло в протесты в Украине и международные акции поддержки. Это произошло, когда стало понятно, что Олега задержали не по ошибке, что это часть плана – его хотят использовать в показательном процессе, чтобы продемонстрировать всем несогласным в Крыму, как эта система собирается действовать.

Сколько часов видео вы отсняли?

– На самом деле никто не считал. Кроме того, у нас есть много архивного видео – телевизионных сюжетов, материалов следствия. Думаю, это около 200 часов видео, а фильм длится всего 70 минут.

Что не вошло в картину? Были ли кадры, которыми вам как режиссеру было больно жертвовать, но пришлось?

– Конечно, были. Фильм снимался год и три месяца и монтировался столько же, в целом на его создание ушло два с половиной года. За период монтажа было несколько версий фильма, совершенно разных. Была, например, версия без телевизионной хроники, специальных интервью, а только исключительно наблюдения, встречи с родными, обсуждения стратегии с адвокатами. И если бы это был просто мой авторский фильм-наблюдение, я бы оставил эту версию. Но у меня было сразу несколько задач: рассказать доступно и понятно обо всех хитросплетениях этого очень запутанного дела со множеством действующих лиц, рассказать немного об Олеге, рассказать о том контексте, в котором все эти события происходят. В общем, мне нужно было сделать так, чтобы вся эта история была универсальной и понятной как тем людям, которые живут в России и все знают, так и тем, кто живет за пределами страны и не имеет никакого представления о том, как устроена вся эта государственная система.

У вас было официальное разрешение на съемку в зале суда, то есть все, включая самого Олега, знали, что вы снимаете кино об этом процессе. Вы получали угрозы или предупреждения? Ведь это не первый некомплиментарный по отношению к российской власти фильм, который вы сняли. Вы не опасаетесь за свою жизнь?

– Живя в России, приходится, конечно, опасаться всегда и всего, необязательно делать то, что не нравится власти. Есть люди, которые не проявляют себя как оппоненты, просто эта система так устроена, что ей всегда нужны какие-то жертвы. Но жить в страхе невозможно, это совершенно бесполезно, он изматывает и изнуряет. В России есть люди, которые действительно очень отважны и едва ли не каждый день буквально рискуют жизнью. Это, например, журналисты, которые снимают в горячих точках, проводят громкие политические расследования и получают прямые угрозы от тех людей, которые могут их осуществить.

Но ведь попытки слежения были, вы видели каких-то странных людей во время съемки фильма…

– Да, и психологически это сложно, когда ты видишь, что за твоим героем (Натальей Каплан. – ДМ) следят, прослушивают телефоны, устраивают какие-то провокации.

Я помню, когда мы снимали в Ростове, адвокаты замечали постороннее присутствие в квартире, в которой они жили. А однажды адвокату Владимиру Самохину устроили какой-то беспрецедентный обыск в аэропорту, когда он улетал в Москву. Его заставили раздеться, снять носки, хотя обычно такого не происходит. Было очевидно, что это просто угроза и сигнал от спецслужб, чтобы адвокаты утихомирились.

На съемках «Процесса» вы не могли общаться с Олегом, провоцировать его на какие-то реакции, задавать ситуации, чтобы лучше раскрыть характер своего героя, как это обычно могут делать документалисты. Но если абстрагироваться от этого фильма, насколько глубоко, по-вашему, режиссер документального кино должен интегрироваться в жизнь своего героя? Или же он должен всегда наблюдать со стороны?

– Я считаю, что режиссер-документалист должен просто наблюдать. Всегда. В случае с фильмом о Сенцове мне было сложно оставаться просто наблюдателем, потому что иногда требовалось какое-то участие и вмешательство – например, поиск и привлечение экспертов. И фильму это мешало.

– Я слышала отзывы о фильме после допремьерного показа. Многие зрители сошлись во мнении, что им не хватило семьи героя – как инструмента, с помощью которого можно лучше понять Олега как человека, а не как режиссера, общественного деятеля и политического заключенного. В «Процессе» есть всего одна сцена, в которой его мать и двое детей говорят с ним по телефону.

– Потому что в этом фильме много тем и сюжетных линий. К сожалению, невозможно вместить в него все, что хочется. Очень жаль, что не вошли некоторые эпизоды с семьей, я отрывал их с кровью от сердца. Но на самом деле в первый же день, когда мы приехали в Крым к маме Олега, произошло такое чудо кино, когда кино просто случается: он впервые позвонил ей. Мне кажется, что в этой сцене такая концентрация всего, что ее одной достаточно.

Кульминацией «Процесса» стал заключительный монолог Олега Сенцова, который вы показываете зрителю после оглашения приговора (а не до, как было на самом деле), чтобы усилить эффект. Это очень сильный монолог – о трусости и смелости, о цене убеждений, о выборе между жизнью и свободой. И это именно тот мучительный вопрос, наедине с которым остается зритель после просмотра фильма: что он сделал бы на месте Олега, выдержал бы пытки или сломался, насколько он внутренне силен и свободен. Вы задавали такой вопрос себе?

– Это одна из главных тем фильма и этой истории – тема выбора. В жизни каждого человека может наступить момент, когда ему нужно делать очень сложный выбор.

Себе я этот вопрос задавал. И у меня нет на него ответа. Я не знаю, есть ли он хоть у кого-то, потому что пока ты не оказался в этой ситуации, то не знаешь, как реагировать. Когда я впервые услышал показания Геннадия Афанасьева о том, каким именно образом его пытали, я однозначно себе ответил, что таких издевательств я точно не выдержал бы. Это невозможно.

Какие еще уроки вы извлекли из всего это процесса?

– Меня поразил сам Олег степенью своей свободы. Я понял, что его слова о том, что свобода важнее жизни – это не просто какой-то пафос, а та позиция, которую человек может реально в своей жизни применить.

Меня поразило и то, как история повторяется, и как все то, о чем мы читали в книжках – сталинские процессы, репрессии – воспроизводится в XXI веке в нашей стране.

– Этот фильм родился из двух разных проектов…

– Да. Изначально было два проекта про Олега Сенцова – тот, который я начал снимать, и украинский проект Андрея Литвиненко, который продюсировала Ольга Журженко – продюсер Олега. Когда мы познакомились в Киеве, то сначала решили объединить эти проекты. Потом Ольга Журженко уехала из Украины (она сейчас живет в США), все основные съемки происходили в России, поэтому Андрей не мог участвовать, и так получилось, что я остался единственным режиссером.

«Процесс» создан в копродукции Эстонии, Чехии и Польши. Расскажите об этом подробнее.

– Эстонская компания A Marx Film, продюсеры Макс Туула и Мария Гаврилова фактически с самого начала занимались поиском финансирования. Естественно, в России это было невозможно. У нас был небольшой международный краудфандинг и небольшой украинский. Кроме того, что мы долго монтировали, мы очень долго искали деньги на то, чтобы завершить фильм. В итоге нашли польских копродюсеров, которые получили деньги от Польского киноинститута (Дариуш Яблонский, Изабела Вуйчик, Виолетта Каминсакая. – ДМ), чешское телевидение тоже выделило небольшие деньги. Благодаря этому мы смогли все завершить и привлечь лучших специалистов.

Как вы думаете, почему так и не удалось получить финансирование от украинской стороны?

– Не знаю, так случилось. Проект в свое время был представлен на питчинге Госкино, но была какая-то сложная ситуация с финансированием. В итоге я рад, что у фильма нет ни российского, ни украинского финансирования, это делает его нейтральным в плане продакшна.

6 апреля «Процесс» стартует в украинском прокате. Где еще вы собираетесь его показать? И есть ли шансы, что эту картину увидят в России?

– Мы показали фильм на Берлинском международном кинофестивале. У нас была премьера в Чехии на фестивале One World, в Дании на крупном фестивале документального кино CPH:DOX. Мы ждем подтверждения и от других фестивалей. Думаю, их будет много, потому что у нас есть хороший немецкий дистрибьютор (Rise and shine world sales. – ДМ), который занимается продвижением проекта.

Поскольку у фильма нет российского финансирования, ему не требуется прокатное удостоверение для демонстрации на международных фестивалях в России. Поэтому мы можем показывать его, если какой-то из фестивалей отважится на это.

«Артдокфест» уже готов взять. Так что в России мы покажем фильм об Олеге Сенцове в любом случае.

Справка: Аскольд Куров – российский режиссер-документалист, выпускник мастерской документального кино Марины Разбежкиной.

В 2013 году стал соавтором фильма «Зима, уходи!», посвященного российским протестным акциям декабря 2011 – марта 2012 года. В декабре того же года представил документальную картину «Ленинленд», в которой показал проблему консервации советского мира в современной России. В 2014 году совместно с Павлом Лопаревым снял фильм «Дети 404» о подростках – представителях ЛГБТ, который сейчас запрещен к показу в России.

Фото: Docudays UA

Команда «Детектора медіа» понад 20 років виконує роль watchdog'a українських медіа. Ми аналізуємо якість контенту і спонукаємо медіагравців дотримуватися професійних та етичних стандартів. Щоб інформація, яку отримуєте ви, була правдивою та повною.

До 22-річчя з дня народження видання ми відновлюємо нашу Спільноту! Це коло активних людей, які хочуть та можуть фінансово підтримати наше видання, долучитися до генерування спільних ідей та отримувати більше ексклюзивної інформації про стан справ в українських медіа.

Мабуть, ще ніколи якісна журналістика не була такою важливою, як сьогодні.
* Знайшовши помилку, виділіть її та натисніть Ctrl+Enter.
4892
Читайте також
20.04.2017 14:30
Андрій Кокотюха
для «Детектора медіа»
2 816
17.04.2017 10:00
Олена Коркодим
для «Детектора медіа»
4 647
Коментарі
0
оновити
Код:
Ім'я:
Текст:
Долучайтеся до Спільноти «Детектора медіа»!
Ми прагнемо об’єднати тих, хто вміє критично мислити та прагне змінювати український медіапростір на краще. Разом ми сильніші!
Спільнота ДМ
Використовуючи наш сайт ви даєте нам згоду на використання файлів cookie на вашому пристрої.
Даю згоду