Собственно, это напугало больше всего, когда тишина лунной августовской ночи разразилась оглушительным ревом. Проходящая неподалеку бориспольская трасса за прошедший дачный месяц приучила нас к тому, что самолеты летают часто и низко. Но рев, подобный этому слышать до сих пор не приходилось. Казалось, что некий воздушный лайнер взлетает с соседского огорода. Но видно ничего не было. Даже взобравшись на стол во дворе, я не смогла разглядеть никаких признаков вынужденной посадки. Даже выбежав из сада на открытое место, не увидела в небе зависший гигантский, судя по звуку, вертолет. Летающей тарелки тоже нигде не было. А рев продолжался. «В вашем районе все спокойно», - на удивление ласково сказала диспетчер пожарной охраны. Я еще раз извинилась. Успокаивало только логичное предположение, что если бы это самолет падал, он бы уже упал. Если бы это был рокот прибывающей воды, нас бы уже затопило. Не было ни потопа, ни пожара. Был только изматывающий ужасом грохот. Это продолжалось больше часа. Потом вроде бы начало стихать, периодически, то нарастая, то удаляясь. Я уснула с мыслью о том, что чем бы ни закончилось это «авиашоу» – а что еще? – главное, что мы будем все вместе…

Возможно, я слишком много смотрю телевизор: работа такая. Возможно, это сугубо профессиональный невроз. Во всяком случае, в соседних домах даже не зажгли свет. Хотя потом оказалось, что там в будние дни хозяева не ночуют. Они же сказали, что, скорее всего это… перед отопительным сезоном продували ТЭЦ – она рядом – по ту сторону Днепра. А ночью – чтобы не было видно то, что оттуда выдувается.

Я не в претензии к нашему телевидению. Что поделаешь, если весь мир бьется в судорогах катастроф и каждая из них – всегда достойный и свежий информационный повод.

Примечательно другое. После каждого сообщения о теракте в Израиле мы традиционно обзваниваем многочисленных тамошних друзей и родственников. Недавно звонили нашим близким в Баварию – не затопило ли. И те, и другие на все вопросы отвечают с легким недоумением, явно не разделяя экзальтированной обеспокоенности, с которой такие вопросы, как правило, задаются. То есть, в обществе, реально переживающем массовое бедствие, сохраняется позитивный эмоциональный климат. Я не думаю, что их телевидение здесь не при чем. И не думаю, что в запуганной нервозности наших соотечественников, в нашем постоянном тревожном тонусе отсутствует так называемая телевизионная составляющая.

Кстати, об эмоциональном климате. Казалось бы, ничто так не способствует его нормализации как праздничные дни. Телепрограмма прошедших выходных кишмя кишела всевозможными зрительскими соблазнами, когда, наконец, можно позволить себе посидеть у телевизора, без производственного прицела. Лично для меня таким поводом для благословенной дамской праздности обещал стать знаменитый, но до сих пор мною не виденный, «Чего хотят женщины» с Мелом Гибсоном на СТБ. 24-го в 18.00 я устроилась на диване, всем своим видом намекая домашним, что с ужином и прочей бытовой текучкой им придется подождать. Ждать пришлось долго. Фильму в буквальном смысле – не было конца. Ладно бы рекламные вставки – с этим можно смириться, как с неизбежным. В основном фильм прерывался совсем не коммерческой рекламой, а блоками анонсов кинопоказа. Не буду утверждать, что их было больше четырех, но, кажется, не меньше. Когда же казалось, что до желанного и спасительного для моей семьи хеппи-энда осталась финишная прямая, показ прервался на … информационный выпуск. После чего опять последовали реклама и анонсы.

Ну что тут поделаешь – я хотела досмотреть фильм. В то время как на экране Мел Гибсон наслаждался какофонией женских помыслов, мой супруг не хотел слышать моих срывающихся на фальцет невежливых просьб забрать наших милых деток с моей головы и прогуляться с ними где-нибудь не очень поблизости, пока фильм не закончится. Он не слышал меня. Он тоже хотел узнать, чего хотят женщины…

Телевидение давно уже стало одним из самых ощутимых факторов нашей эмоциональной реальности. Хотим мы этого или нет, постоянный фон активного информационного телеизлучения оказывает свое мутагенное воздействие на наше сознание. Первозданное и непосредственное внетелевизионное человеческое бытие по существу уже стало новейшим мифом об очередном потерянном рае. И единственное, на что вправе сегодня уповать телезритель, он же тележитель, – на элементарное для цивилизованного общества и цивилизованного телевидения соблюдение экологических норм. От того, что мы не видим, что тайком стравливают в атмосферу предприятия, мы не становимся здоровее. И кто-то должен отвечать за это. Точно также как кто-то должен нести ответственность за бесконтрольный и безотчетный вред, который наносит телевидение эмоциональной атмосфере общества в целом, и отдельно взятым ячейкам – в частности. Впрочем, на уровне ячейки есть одно радикальное средство защиты – выключить телевизор. Но ведь порой совсем не этого хотят не только женщины…