Первый, январский, круглый стол был посвящен украинскому телесериалу и проблемам его производства, как финансовым, так и творческим. В круг посвященных в тайны украинских телесериалов вошли: кинодраматург и кинорежиссер Олег Фиалко, режиссеры Анатолий Матешко, Андрей Дончик, Александр Даруга и Вячеслав Криштофович, генеральный директор «Украинской Медийной Группы» Николай Шевченко, главный продюсер Нового канала Оксана Панасивская, генеральный продюсер компании «ПРО ТВ» Виктор Приходько, продюсер развлекательных программ «Студии «1+1» Иванна Дядюра и продюсер студии «Киевтелефильм» Валентин Опалев. Расспрашивали Наталья Лигачева и Анна Шерман, «Детектор медіа».

Анна Шерман: Всем нам известно, что на сегодняшний день телесериал является самым популярным телевизионным продуктом во всех смыслах этого слова. Он популярен у зрителей и, соответственно, популярен и у вещателей. А вот насколько, на ваш взгляд, адекватны этой популярности украинские производители?

Оксана Панасивская, генеральный продюсер Нового канала: Сегодня для Нового канала нет проблемы актуальнее, чем заказ сериала отечественного производителя. Моя задача на сегодня – провести своеобразный виртуальный тендер, организовывая встречи отечественных производителей сериалов и руководства канала. Возможно, у «Интера» и «1+1» – богатая практика производства, заказа и копродукции сериалов. У нас же ситуация особенная, потому что еще в бытность Александра Ткаченко руководителем мы собственными силами произвели два сериала. И это оказалась довольно успешная история. Сейчас у нас в основном закупной продукт, а праймобразующий сериал – бесконечные «Солдаты». Но «Солдаты» рано или поздно закончатся, поэтому нужен свой собственный долгоиграющий качественный сериал.

Наталья Лигачева: Почему принципиально свой, а не российский, например?

Панасивская: Наши маркетологи считают, что уже должен пойти «нашенский» вариант: возможно, не стопроцентно, но все-таки с нашими лицами. Как представителю канала-заказчика мне интересно знать, какие у нас гарантии. Ведь наши бюджеты не заоблачные. Замахнуться сразу на три сериала мы не можем – один, максимум два. При этом, естественно, нам очень не хочется ошибиться. Это должна быть праймовая вещь с долей от 15% и выше, лучше 17-18%. Что делать заказчику в данном случае, какие предпринимать шаги – чтобы найти хороший сценарий? Ведь уже на уровне сценария можно понять, каким окажется продукт. К тому же, контролируя производство, действительно можно получить гарантированно праймовый сериал: не 20 пилотных серий, а потом посмотрим, – а конкретно 100 серий.

Поскольку канал нишевый, со своей целевой аудиторией, то существуют определенные требования: ведь то, что «пойдет» на «Интере» и покажет хорошие рейтинги, не пойдет на Новом никогда. Даже история в сериале должна быть определенная. Скажем, герои должны быть успешные, определенного жизненного уровня. Когда канал слишком узко ставит задачу и пытается втиснуться с таким заказом к господам отечественным производителям – насколько эти условия драконовские?

Виктор Приходько: Если канал узко ставит задачу, этот канал узко понимает задачу.

Панасивская: Мы не можем ошибиться. Понятно, что мы закладываем какой-то люфтик, никто гарантий не дает, даже Господь Бог. Но я хочу заказать сериал, и мне нужны гарантии. Как мне их получить?

Приходько: Никак не получите. Какие могут быть гарантии? А чем больше вы будете вмешиваться, тем больше вас будут… посылать, и это будет правильно.

Шерман: Вопрос к производителям. На сегодняшний день вы готовы предлагать или вы готовы принимать заказ?

Приходько: Мы настолько циничны, что готовы и предлагать, и работать под заказ. Мы готовы на все заказы, кроме убийств политических деятелей. Наша страна своеобразная: в школе нас учили, что мы перепрыгнули из феодализма сразу в социализм. Но при этом отстали от всего мира – где на 30 лет, где на 70. Во всем мире сериалы появились сразу после войны, а радиосериалы – еще раньше, там сложилась огромная и востребованная сериальная культура. Причем, рынок выстроен так, что 70% продукта телеканала – именно сериалы. Мы хотим догнать этот уровень за очень короткий срок – первые сериалы появились у нас лет семь назад, и теперь мы «скачем»: вот 12-серийки, вот телемувики, вот «мыло», вот детективы. У нас этот процесс немного хаотичен, но таким образом рынок выстраивает себя сам. И не очень разумно пытаться объяснять, почему именно так, а не иначе.

Шерман: У вас есть заказы. Вы знаете, как этим заказам отвечать. Вы знаете, как добиваться лидерства. Расскажите, как.

Приходько: Не расскажу, тут конкуренты. На всякий случай сразу скажу (коллега не даст соврать): вы знаете, что налоговая инспекция читает газеты? Интересуется тем, что там написано, и делает выводы. Вот человек дал несколько лишних интервью…

Валентин Опалев: Я не дал ни одного интервью, меня по другому поводу…

Приходько: Неважно. Ряшин дал пару интервью, и вдруг появились… очень заинтересованные лица, не только «Детектор медіа». Пришли и стали задавать вопросы. Поэтому давайте не будем говорить о цифрах. Сериалы заняли свое место, процесс идет. Во всем мире он уже «устаканился», а у нас сейчас очень модны длинные сериалы. Хотя во всем мире длинные сериалы – предпраймовская продукция. Через год все станет на свои места: «мыло» уйдет на предпрайм, а в прайме будут дорогущие шоу, либо телемувики, либо кино.

Лигачева: Это ответ на вопрос Нового канала. Мне тоже кажется, что длинные сериалы, такие, как «5 минут до метро», долго не протянут.

Опалев: Год.

Приходько: Они будут, но в предпрайме. Подержатся еще год, максимум полтора – не больше. Не уверен, что когда зрители клацают пультом по каналам, то смотрят: ага, это «1+1», от них можно ожидать хорошего украинского языка и национального производителя… Все просто останавливаются там, где им стало интересно.

Лигачева: Значит, целевой аудитории в принципе уже нет?

Приходько: Целевая аудитория – это совсем другое дело. Качественная, хорошо сделанная история пойдет на любом канале. Но у каждого канала есть свой потолок. У них, скажем, доля 20%, у «Интера» – 60%, у «1+1» – 60%, выше они вряд ли могут.

Сейчас 12- и 8-серийные фильмы стали не так востребованы. Во-первых, их не очень удобно ставить в сетку, во-вторых, они не успевают разогнаться до таких рейтингов, как длинные, а в-третьих – каналу удобно выписать гарантию, застраховать рейтинг, поставить – и год об этом не думать.

Лигачева: Тематика сейчас вообще имеет какое-то значение?

Николай Шевченко: Тематика вторична, важно качество продукта. С одинаковым успехом можно рассказывать о любви или показывать детективную историю с призраками. В определенный период зрителю было интересно то, что ему показывали, это было ему в новинку. Сегодня же ситуация изменилась: без динамичного сюжета, ярких характеров, без чего-то, что цепляло бы, история будет неинтересна, о чем бы она ни была.

Олег Фиалко: Позвольте побыть белой вороной. Все это правильно, но… если вдруг сегодня на украинском телеэкране возникнет действительно качественный продукт, то зрителю надо будет доплачивать за то, чтобы он его смотрел. Мне кажется, планка настолько опущена – плохим качеством, плохой технологией, плохой игрой, что зрителя просто отучили воспринимать качественный продукт. Это относится и к длинным сериалам: трудно говорить о качестве 70–100 серий! Примитивный сюжет просто досматривают, потом звонят соседке или заходят к ней и обсуждают, что будет завтра. В качестве примера назову сериал «В круге первом» – это объективно качественный продукт, уровня которого значительно выше, чем других продуктов. Однако рейтинг был очень низкий, зашкаливал в обратную сторону.

Лигачева: А «Мастер и Маргарита» – противоположный пример! Большое значение имеет реклама...

Фиалко: Мы уже дошли до той грани, когда сериалы снимаются без света, даже отражатели не ставятся. Хип-хап...

Приходько: Нет абсолютных критериев качества. Я назову вам кучу голливудских фильмов, снятых без света. Единственный объективный критерий сериала – рейтинг. Все остальное не есть важно и есть субъективно. Вам нравится, мне не нравится – у нас наверняка не совпадают вкусы.

Лигачева: Но те же мыльные оперы существуют не только для того, чтобы следили за сюжетом, они имеют и социализирующее значение…

Приходько: Есть книжка по голливудскому менеджменту. Вступление начинается так: в Голливуде слово «искусство» звучит один раз в году, во время вручения «Оскара». Во все остальные дни в году звучит слово «деньги». Продукт под названием «сериал» или «кино» делается исключительно ради денег – ни о какой исключительной функции речи быть не может. Это коммерческий продукт: одни производят жвачку миллионами тонн, другие производят сериалы тысячами часов.

Фиалко: Ленин сказал, что искусство придет к народу и оно должно быть им понято. Тогда перекрутили, что искусство должно быть понятно. Зритель не виноват. Но зрителя довели до этого состояния, что он вынужден сегодня ориентироваться на этот очень низкопробный продукт.

Вячеслав Криштофович: Советский зритель был воспитан на хорошем кино, а влипли в «Рабыню Изауру»…

Приходько: «Рабыня Изаура» хорошо «пошла» на безрыбье. Не было конкуренции. Сейчас, когда есть более качественные сериалы, она прошла бы хуже. Есть абсолютно одинаково сделанные сериалы, такие, как «Прекрасная няня», «Кто в доме хозяин». Их отличить невозможно. Но «Няня» идет, а другие провалились. Это о чем говорит? Что есть разница все-таки.

Лигачева: Зачем Матешко снимает «Дурдом»? Почему ему дают деньги на такой продукт, как «Дурдом», а не на такой, как та же «Волчица»?

Анатолий Матешко: Продюсеры уже сейчас все просчитывают на шаг вперед и знают, что нужно думать о муви, о коротком формате. А нас, режиссеров, это очень устраивает, потому что мы пришли из кино и муви – это уже формат кино, сама его драматургия ближе к кино.

У нас же был свой трудный переход, на котором «сломалось» не только кино, не только телевидение – крушилась вся система. И невозможно, чтобы на ровном месте вдруг появились замечательная киноиндустрия и замечательное телевидение. Кроме того, сознание у всех начало меняться. Приходько начал читать книжки, несмотря на то что у нас они не издавались. Он самообразуется, он сам ищет эти пути. Почему мы снимаем «Дурдом»? Потому что продюсер тоже ищет... Это эксперимент, поиск, прощупывание завтрашнего дня. Они хотят зарабатывать деньги, и мы участвуем в этом.

Лигачева: Может, продюсеры думают и о разной целевой, нишевой аудитории?

Матешко: Каждый продюсер видит свои цели. Они обязаны думать о разном. Потому что у них аудитория есть и такая, и такая, но она должна расти.

Приходько: Есть кинокомпании, которые начинали с порнографии. Во Франции порнография и сегодня составляет около 80% оборота киношных денег. Cначала они снимали порнографию и через некоторое время заработали достаточно денег, чтобы позволить себе в свое удовольствие снимать кино. Вот такое должно произойти и у нас: люди должны немножко обрасти жирком, тогда они смогут себе позволить подарить такой подарок. Обратите внимание, у Вуди Аллена – фильмы все убыточные, но… Мы же сейчас находимся на первоначальной стадии накопления капитала.

Опалев: Мы смешали два абсолютно разных понятия – телевидение и кино. Кино – это авторский продукт, это продукт конкретного автора, режиссера, который он формирует под себя прежде всего. Кинокартиной даже называет. Телевидение – это продукт массовый, продукт коллективного творчества. Поэтому и требования к телевизионному продукту совершенно другие. Если мы не будем на первом этапе хотя бы путать кино, авторское произведение, и телепродукт массового коллективного творчества, то, думаю, вопросы по поводу качества телевизионного продукта не будут возникать. Хотя я не говорю о том, что это должен быть некачественный продукт. Но у него свои законы, свои требования. Естественно, в мыле, как мне кажется, длинные диалоги, не интересные определенной зрительской аудитории. Когда сериал ни о чем – это плохо, это издержки, и мы как производители должны это признать. Мы с этим боремся, но не всегда получается.

Приходько: С ним не надо бороться, оно само себя изживает. Выживет все равно тот, который будет интересней: «Обреченная стать звездой» прожила 300 серий, «Волчица» прожила меньше. Есть качественный потенциал, и на него зритель чрезвычайно чутко реагирует.

Шерман: Вопрос качества решается уровнем затрат. Правильно?

Приходько: Нет. Можно сжечь в первом серии две машины, потом в анонсах показывать, и все будут думать, что это очень дорогой сериал.

Шерман: Я имею в виду не количество денег, а структуру затрат.

Приходько: Ни количеством света, ни форматом камеры, ни другими техническими вещами качество не определяется. Первое – это история и персонажи, актеры... Смотрят за людьми: интересны эти люди или нет; интересно, что с ними произойдет, или неинтересно. Если на экран выйдет человек с такой рожей и такими актерскими данными, как у меня, даже если вы будете миллион на серию тратить – никто это смотреть не будет. Есть у людей какая-то врожденная магия. Одри Хэпберн на экране – и все смотрят.

Шерман: Какое место в структуре затрат занимают средства, выделяемые на сценарий, на историю, на сюжет?

Приходько: Как только вы начнете говорить о деньгах, я сразу уйду. Конечно, разница между американскими затратами и нашими очень велика. В американском кино и сериалах самая большая затратная часть – гонорары и зарплата. У них есть очень успешные сериалы, такие, как «Друзья» и «Клан Сопрано», съемки которых остановились после того, как гонорары актеров доросли до такого уровня, что стало нерентабельно производить успешный продукт. Если в фильме появляется какой-нибудь лысый Уиллис, он стоит 20 миллионов, ему нужна партнерша определенного уровня, и получается, что появление Брюса Уиллиса гарантирует, что 40 миллионов в бюджете уходит на него. Сколько стоит пленка, для них думать смехотворно – при таких больших бюджетах. У нас структура другая. Думаю, что у нас актеры и вся технология – плюс-минус 50х50 получается. То, что они переживали десятилетиями, мы должны пережить за год-полтора. Мы очень быстро двигаемся, и мы их догоним.

Фиалко: Вот Валик Опалев сравнивает кинопроизводство с сериальной продукцией, мол, кино – это авторский, а телевидение не авторский продукт, и подтверждает свою мысль тем, что это – коллективное творчество. Коллективное творчество – и в фильме, и в сериале. Если определена стратегическая тема, она попадает в десятку. А дальше? Задача продюсера, режиссера и всей группы – довести это с минимумом потерь до зрителя. А если, как вы сейчас мне пытаетесь возражать, свет не имеет значения, актер не имеет значения, здесь сэкономим, от этого можно отказаться, – получается, что изначально мы идем на низкопробный продукт. Естественно, затраты имеют значение. Там миллион, а тут 150 тысяч. Но, если по большому счету вести разговор, то, несомненно, продюсер, творческая группа должны всеми правдами и неправдами удачный сценарий довести до того совершенства, чтобы он выстрелил.

Опалев: Мы не говорим, что будем экономить. Поймите, что в «мыле» танковое сражение под Прохоровкой снимать нельзя. В «мыле» этого не делается.

Приходько: Самое главное, что большие вложения, если вы возьмете хорошего сценариста, самого лучшего режиссера, оператора, художника и вложите 150, – у вас никакой нет гарантии, что это выстрелит.

Фиалко: Никогда гарантии нет, но к этому хотя бы стремиться надо.

Лигачева: А зачем им стремиться, если им надо просто заработать?

Приходько: Не в том дело, заработать или не заработать. Дело в том, что это не влияет на результат. Это влияние, но в масштабе 5-10%. Кто сразу снимает плохой сериал? Кто говорит: я сниму плохой сериал?

Опалев: Серия в 45 минут снимается примерно один день. Если это умножить на два, 90 минут, то есть нормальное полнометражное кино, это два дня работы. В кино нужно намного больше времени. Собственно, вот и все качество.

Лигачева: Как скажется на вашей работе то, что скоро длинные сериалы уйдут в предтайм, а в прайме появятся короткие?

Шевченко: Мы смотрим смело в светлое будущее. Сегодня у нас упор на производство 90-минутных телевизионных фильмов, которые, как правильно Витя сказал, займут место в прайме через год-полтора. Поэтому мы в данном случае находимся рядом, но в разных весовых категориях. Поскольку мы не снимали по 100 серий, мы сделали своим основным направлением либо короткий сериал до 12 серий, либо телемуви.

Лигачева: Вы сейчас будете привлекать российских или украинских режиссеров? Молодых или известных?

Шевченко: К сожалению, новых фамилий в украинском производстве возникает не так много, как хотелось бы, сегодня мы находимся в той стадии, когда будем привлекать и из России в том числе. А дебютанты – это большой риск. Чтобы рисковать большими деньгами, надо иметь определенную смелость и уверенность. Нам, по нашей весовой категории, не потянуть первый эшелон.

Приходько: Путем непрерывных битв я добился от Москвы – у меня в «Мухтаре» каждые два-три месяца новый дебютант. Это стоит, поверьте, много сил. Мне легче поставить двух человек, у меня они есть. Ближайший дебютант у нас стартует послезавтра. Парень, который приехал из Черкасс, сидел на монтаже сначала, потом снял короткометражку, сейчас он снимает четыре серии…

Криштофович: Очень показательно, что в многосерийных фильмах задействованы молодые люди. У них нет биографии, нет опыта. Они этого не ощутили в прежней жизни. Потому они пришли и кайфуют 25-30 минут в день. Это не «минус», это просто так есть. Мы-то пришли из кино, где много лет проработали, и мы не телевизионные режиссеры. Но все равно снимаем кино, снимая сериалы.

Фиалко: А их, молодых, легче сломать. Поставить в условия, при которых качество невозможно.

Александр Даруга: Если есть возможность снимать сериал – они снимают сериал. Могу о себе сказать: если будет возможность снимать кино, я буду снимать кино с огромным удовольствием. Какая разница?

Фиалко: Нельзя снимать нормальный полнометражный фильм за два дня. При Советском Союзе я снял 10 телефильмов. Но это были нормальные пленочные картины. Они снимались по законам кино, и это был второй сорт, потому что давали 150 тысяч на серию – и все. Нормальный фильм стоил 300 тысяч. Мы снимали кино, и никто не говорил, что это телепродукт. Просто это был малобюджетный фильм.

Лигачева: Придет ли такое время, когда на нашем телевидении будет востребован не только телепродукт, но и кино?

Криштофович: Так оно всегда востребовано. Если есть кино, его всегда показывают по телевидению. Мы не обделенные. Просто вместо того, чтобы два года искать деньги и писать сценарий, Фиалко, Матешко, я – мы снимаем сериалы. Это наш выбор. Я не снял ни одного сериала, который я не хотел снять или который мне навязали. Я ответственен за свое имя, которое там стоит, за актеров, которые пришли. Они пришли не в этом сериале сниматься. У тебя есть имя – они пришли к тебе сниматься.

Матешко: Огромное количество ребят сейчас дебютирует. В «Мухтаре», который Приходько сейчас снимает, видны навыки профессии: дебютанты получают школу. Им дает этот шанс, что обидно, не министерство культуры и не институт, а Приходько. Не обязательно ему снимать кино, пусть он занимается этим. От одного продукта к другому они растут, а эти продукты становятся лучше и лучше. Это целая фабрика.

Опалев: Думаю, что пройдет немного времени – и каждый режиссер займет свою нишу. Когда будет выбор и будут возможности.

Даруга: Вопросы рейтинга меня лично очень цинично интересуют, только с точки зрения того, будет продолжаться проект «Леся+Рома» или не будет. И понятие целевой аудитории лично для меня вообще отсутствует. Я хочу рассказывать ту историю, которую я начал рассказывать. Если ее воспринимают – слава тебе, Господи. Дети принимают – отлично, принимают старики – тоже замечательно. Рейтинги – это проблема продюсеров и руководителей каналов. Вот и все.

Матешко: Анализируя сказанное выше, можно сделать такие выводы по поводу технологии успешного сериала. Первое – нужная история, которая бы всех зацепила. Собравшись в каком-то кругу, мы можем понять: эта история перспективна, зацепит она кого-то, можно фокус-группу провести среди своих людей. Дальше – очень важно выбрать актеров, которые будут играть. При условии, что команда есть. Мы можем все собраться и сказать, что этот актер будет потрясающий, он будет великолепен, мы даже пробы ему можем сделать, он востребованный вообще. И как только мы начинаем внимать этой истории, снимем 10-12 серий – тут понимаем, что история двигается не туда. И зритель не смотрит. И может быть наоборот: история слабая, очень невнятная, а появляется актер. Возьмем актрису из «5 минут до метро», Марину Могилевскую. Она вроде как средняя актриса, с моей точки зрения. Я уверен, что сериал смотрели из-за того, что в этой истории существовала Могилевская. Она собрала аудиторию! Кто это может просчитать? Есть же замечательные истории, замечательные актеры – а не срабатывает. Но, наверное, больше всего в этих ситуациях важна интуиция. Это работает не только в нашей профессии. Я сталкиваюсь с прогнозами роста цен на нефть, аналитики делают разные, совершенно сумасшедшие прогнозы – они никогда не работают. Потому что существуют какие-то потоки, которые предугадать очень сложно, только интуицией.

Криштофович: Два слова про актеров. Я не буду называть фамилии, названия сериалов. Там снимались наши киевские артисты – Масленников, Горянский. Я смотрю: понятно, «мыло», понятно, режиссер впервые снимал кино. Я смотрю: они играют точно так, как они играли у меня, я имею в виду – по своему уровню. Но я это воспринимаю, что это просто «не сделано». Понимаю, хронометраж тоже тянуть надо. Знаю, что я могу включить через пять серий и будут те же два кресла, те же две говорящие головы.

Опалев: Извините, в сериалах «Бедная Настя» и других ситкомах вообще нет понятия режиссера. Там их пять, параллельные съемки на пяти площадках. Это просто индустрия.

Криштофович: А вот интересный вопрос: насколько украинский сериал сегодня украинский? Это больной вопрос, хотя и простой. Что понимать под украинским? На мой взгляд, украинский язык должен быть государственным Я, например, считаю, что независимо от того, на каком языке снимаю, какие актеры у меня снимаются, русские, французские или украинские, – если я себя считаю украинцем, значит, продукт украинский.

Но есть объективные законы коммерции. Среди тех сериалов, тех фильмов, которые я снимал, не было ни одного без украинских актеров, причем в больших ролях. Все об этом забывают. Если бы я пригласил Депардье, все бы молчали. А когда я пригласил Абдулова, начинают возбухать.

Приходько: Есть критерий: должен быть либо режиссер, либо один из продюсеров гражданин этой страны. Этого достаточно, чтобы выдвигать на «Оскара».

Криштофич: Два из трех носителей авторских прав.

Приходько: Мэл Гибсон снял два фильма на несуществующем языке. И что, это не американский фильм? Люк Бессон «Леон» и «Пятый элемент» снимал в Америке. Разве он уже не француз после этого?

Андрей Дончик: Есть идеальная ситуация: «Украдене щастя» впервые снимали полностью за украинские деньги. Здесь украинская классика, украинский автор, украинские авторы сценария, актеры в фильме все украинские. И даже украинская история, события которой происходят в Украине, конкретное место есть – село Незванычи, Западная Украина. Я отстаивал – чтобы все-таки это была наша история.

Другой пример: замечательный у Толи сериал «День рождения Буржуя». Я точно помню, что Толе ставили задачу – пусть это будет у нас, будет узнаваемо, но это город N. То же сейчас происходит в том же «Мухтаре». «Мухтар» у нас снимается, но там русские нашивочки у милиционеров. Это заказ. Смотришь: у нас снималось, наша медийная группа снимала, но русский номер на машине висит. Для меня принципиально хотя бы это отстаивать, чтобы хотя бы история была о нас. Если я снимаю в городе Чернигове, я могу сказать и показать, что это Чернигов. Хотя бы такие элементы сохранять. Я уверен, что у меня будут проблемы с продажей. В «Украденому щасті» такого не было, сериал довольно успешно прошел и на РТР. Даже с украинским языком он прошел, я оставил венчание в церкви, панихиду на украинском языке…

Лигачева: Зачем нужны эти номера, нашивки, флажки? На самом деле это еще и политика?

Криштофович: Нет, это не политика. Они могут с тем же успехом снимать в Москве или Питере. Это экономика. Они работают здесь, потому что дешевле.

Даруга: У меня, к