Виталий Манский: «Когда делаю кино, готов по-пластунски сутки ползти, прогрызая землю зубами…»

Виталий Манский: «Когда делаю кино, готов по-пластунски сутки ползти, прогрызая землю зубами…»

5 Вересня 2013
17218
5 Вересня 2013
13:30

Виталий Манский: «Когда делаю кино, готов по-пластунски сутки ползти, прогрызая землю зубами…»

17218
Президент российского фестиваля документального кино «Артдокфест» – о неизбежной дифференциации телерынка, отношении к ненормативной лексике на экране, впечатлении от DocuDays и нежелании стричь газоны
Виталий Манский: «Когда делаю кино, готов по-пластунски сутки ползти, прогрызая землю зубами…»
Виталий Манский: «Когда делаю кино, готов по-пластунски сутки ползти, прогрызая землю зубами…»

Виталий Манский - известный российский режиссер-документалист, автор фильмов «Частные хроники. Монолог», «Анатомия «Тату», «Девственность», «Родина или смерть» и других, отмеченных наградами на многих престижных кинофорумах.

Наша встреча состоялась на Одесском международном кинофестивале, куда Виталий привез для внеконкурсного показа свою последнюю работу «Труба», также завоевавшую симпатии профессионалов на «Кинотавре - 2013» (приз «За лучшую режиссуру») и на 48-м МКФ в Карловых Варах (приз «За лучший документальный фильм»).

 

О том, почему документальному кино нет места на ТВ

 

- Виталий, мое профессиональное знакомство с неигровым кино произошло на телевидении, в конце 80-ых. Я бы назвала их «золотыми» годами кинодокументалистики. Авторская свобода, смелость в выборе тем, интереснейшие поиски жанра и формы режиссерами. Затем - болотный застой. Сегодня, мне кажется, вновь возник интерес к «кино без игры», но он, скорее, фестивальный, чем зрительский. Поскольку то, что производит телевидение и определяет как «документальные фильмы», я бы таковыми ни в коей мере не назвала. Это телепрограммы. Вы много лет проработали на ТВ и знаете ситуацию, как никто другой. Что думаете об альянсе «телевидение - неигровое кино»?

- Дело в том, что сегодняшнее телевидение как в России, так, пожалуй, и в Украине (если говорить о неком постсоветском пространстве) находится в стадии становления. Притом не эстетического, а экономического. Экономические же законы предлагают, или даже в каком-то смысле диктуют, захват аудитории, соблазны больших рекламных продаж. При отсутствии сформировавшейся индустрии и рынка.

 

Мне некорректно комментировать ситуацию в вашей стране, потому буду говорить о России. У нас, условно говоря, до сих пор все каналы «первые», хотя, если рассматривать мировой и европейский опыт, в любом государстве существует первый канал, второй, десятый и сто двадцать пятый... А у нас и 125-ый - тоже первый, также делает свои новости. И все эти каналы, все эти бизнес-проекты, нацелены на захват основной массы зрителя, которая, прежде всего, не 100-процентна, даже если ее большинство. Она питается определенным продуктом, и менеджеры, в борьбе за максимально большее число телезрителей, начинают толкаться локтями и упрощать, упрощать, упрощать телевизионные проекты, тем самым опуская планку диалога с аудиторией до запредельного уровня. В этом контексте документальному кино просто нет места на ТВ.

 

И потому, если оно, якобы, и существует на телеканалах, то это, конечно, не документалистика, а своеобразная форма борьбы за зрителя. Что, в первую очередь, выражается в тематическом наполнении. Как правило, диапазон его таков: от сенсационных - до желтых тем; от геморроя у известной актрисы - до инопланетян... Или какие-то весьма упрощенные исторические экскурсы, ориентированные на совсем дезориентированного потребителя. И поэтому телевидение в борьбе за массовую аудиторию вообще не учитывает малые группы. Я сейчас говорю весьма деликатно, потому что можно перейти на более публицистичный пафосный стиль и сказать: телевидение попросту дебилизирует нацию. Однако оно делает это не специально, данный процесс - побочный эффект сражения за сладкую жизнь.

 

Отсутствие документального кино в телевизионном эфире - следствие этой схватки, но она, рано или поздно, закончится. Причем, известно, чем именно - поражением большинства телевизионных проектов. Под проектом я, в данный момент, имею в виду не телевизионную передачу, а канал как бизнес-проект чьих-то инвестиций. Конечно, произойдет дифференциация рынка. Станет понятно, что есть два-три больших канала, пять-шесть средних, появятся тематические. И тогда документальное кино вновь будет востребовано в той же степени, как оно востребовано в Европе, где процесс, о котором я говорю, уже когда-то прошел.

 

Просто мы живем во времена, когда возникло некое цивилизованное поле, в котором настоящее неигровое кино является мощным инструментом, в том числе, и имиджевого влияния. Телеканалы иной раз показывают документальные картины, чтобы подчеркнуть свою лояльность, дать некий сигнал аудитории: «Мы уважаем каждого из вас, мы готовы вести диалог на вашем языке». Это сложный, многоступенчатый процесс, который только начинается. Хотя в России он еще даже и не начинается...

 

О предложении Путина ввести «Кодекс Хейса»

 

- В настоящее время неигровое кино постсоветского пространства нередко обвиняют в «чернухе»: мол, кинематографисты не видят вокруг себя ничего позитивного. Я не настроена столь радикально, но меня безумно раздражает, когда 17-летний первокурсник (еще не умеющий - не то что писать сценарии! - связно излагать собственные мысли, не владеющий ремеслом режиссера) выбирает самоигральную, спекулятивную тему. Берет в руки камеру и идет в дом престарелых, или в дом малютки, в интернат, где живут психически нездоровые люди - и горд собой безмерно: дескать, вот сейчас и я сделаю фестивальное кино! Ему почему-то в голову не приходит, что снимать можно только о том, что знаешь, видел, чувствуешь: о первой любви, о родителях, о выпивохе из соседней квартиры, который, оказывается, пишет замечательные стихи... Как президент международного кинофестиваля «Артдокфест», вы хорошо знаете мировое документальное кино: какие темы интересуют сегодня ваших коллег в Европе, в Америке?

- «Чернуха» - это достаточно распространенное обвинение для постсоветского кинематографического пространства. Как для игрового, так и для документального. Но если проводить некую параллель и сравнение с кинематографом Европы, я бы говорил не о том, что там  кино абсолютно позитивное, а у нас - беспросветно депрессивное. А о внимании европейского автора к человеческой судьбе. Если даже картина сопряжена с трагедией, со смертью, с каким-то асоциальным существованием (а мы видим немало таких фильмов), то в Европе режиссер все равно прорывается сквозь оболочку внешних эффектов. Эти эффекты, безусловно, в каком-то смысле самоигральны и важны для кино, но он прорывается к человеку, пытается разобраться в его рефлексиях, выводит личность и ее чувства на передний план. Действительно, в постсоветском пространстве нередко эксплуатировали, эксплуатируют и, наверное, еще немало лет будут эксплуатировать болезненные темы без обращения к душе героя. А она есть у любого человека...

 

В настоящее время в России начинает проводиться некая цензурная политика. Путин настойчиво предлагает ввести «Кодекс Хейса» (этический кодекс производства фильмов в Голливуде, принятый в 1930-м году. В 1967-м упразднен. - Авт.). Это глупо, абсурдно. Почему-то государство думает, что оно может своими директивами поворачивать реки вспять или выстраивать мышление художника. Это не удавалось никому и никогда: инквизиция сжигала людей на кострах, а они все равно утверждали неприемлемые для власти, крамольные идеи, что земля, оказывается, не на трех китах стоит. Развитие мысли подавить невозможно - чем больше на нее будут оказывать давление, тем активнее она будет прогрессировать. Доказано исторически.

 

И если представить, что в результате подобной цензуры теперь в документальном кино не будет допускаться ненормативная лексика, это вообще катастрофа. Потому что, коль твой герой таков, ты просто не имеешь морального и профессионального права его рихтовать или перестраивать, предлагать произносить сглаженные тексты. Подобные действия настолько нелепы, что я даже не хочу их касаться.

 

Сосредоточусь на вопросе. Да, действительно, эксплуатация внешних эффектов присутствует. Это тоже некая болезнь, которая пройдет, мне кажется, когда мы (как общество в целом) научимся уважать человека, индивидуальность. Пока нет такого уважения, почему бы не использовать людей, как букашек-таракашек.

 

Об отношении к жанру мокьюментари

 

- А как вы относитесь к удивительно интересному, но достаточно провокационному жанру - мокьюментари?

- Меня смущает - как в кино в целом, так и в развитии мокьюментари - веяние моды, когда нужно или не нужно, органично или неорганично, но раз пошла такая струя, значит, давайте и мы в эту струю подуем. Мне интересен мокьюментари как жанр, когда к нему прибегают не ради формы, а ради идеи, нового ее выражения, свежей мысли. Мокьюментари появился еще лет 25 назад, когда Вуди Аллен снял «Зелиг» - это было событие! А когда сегодня все, кому не лень, изощряются, даже в социальных сетях делают фейковые интервью - это бессмыслица. Один фейк для пробуждения ото сна - может быть, и хорошо, но когда ты уже просто теряешь веру в печатное слово (в том числе, и веру в документальное кино) из-за несметного появления так называемых мокьюментари... Правда, меня в этом смысле не проведешь, я все швы вижу... Но подобные опусы не на меня и рассчитаны.

 

Тут происходит двоякая история: сначала телевидение украло, по сути дела, термин документалистика, и под видом документального кино стало дезориентировать зрителя и втюхивать ему свой коммерческий продукт. Затем под видом неигровых фильмов стало в промышленных масштабах выбрасывать мокьюментари, а это колоссальный удар по документалистам, которые не могу ответить. Это схватка, когда ты стоишь с завязанными руками и ногами, а тебя бьют палкой по почкам. Потому что мы, документалисты - сужающаяся армия, которая уже превратилась в маленький взводик стойких оловянных солдатиков, - не можем на этот удар ответить, потому что у нас нет никаких коммуникативных средств, никакого общения с аудиторией.

 

Если зрителя, как ковровой бомбардировкой, накрывают фейковым кино, то, чтобы бороться за свою публику, мы должны что-то предложить. А где мы предложим свои работы? Телевидение неигровые фильмы не демонстрирует, кинопрокат их не берет... Скажу больше - немало фестивалей начинают уходить от истинной документалистики. И в угоду различных, в том числе, политических и экономических соображений, предлагать зрителю на киносмотрах некий телевизионный продукт (пусть даже более качественный, чем остальной поток на ТВ). Это очень опасно и огорчительно, хотя, повторюсь, телевизионные документальные проекты бывают иногда очень достойного качества. В России есть замечательный режиссер, который делает прекрасные телевизионные неигровые картины - Сергей Мирошниченко. Он снимает проект «Рожденные в СССР» - очень емкий, профессиональный, с душой сделанный. Но мы, кинематографисты, понимаем, что это документальные телефильмы. Сергей - достаточно мощный пропагандист данного направления, и на Московском международном кинофестивале, к примеру, он предъявляет аудитории очень сильные успешные мировые телевизионные документальные проекты, которые даже удостаиваются фестивальных премий. А зритель, смотря эти фильмы, начинает думать, что они и есть предел или пограничье огромного континента истинного неигрового кино, и не догадывается, что может быть по-другому. Вот, если бы мы жили сейчас и не знали, что существует Индия, Америка... Или не знаем ведь в настоящее время, есть ли жизнь на Марсе?.. На самом деле жизнь есть, существует цивилизация, о которой просто никто не догадывается.

 

Отношение к документальному кино сегодня - это как «есть ли жизнь на Марсе?».

 

О съемках документального кино как акте самосожжения

 

- Поскольку у меня особое отношение к неигровому кино, меня всегда смущал и восхищал в людях, которые им занимаются, один момент. Документалистику и в лучшие ее времена смотрела гораздо меньшая аудитория, нежели художественные ленты. А уж сейчас и подавно. Потому даже стойкие оловянные солдатики, снимающие сегодня документальное кино, порой оглядываются на кинопроизводство, на бизнес: пройдет ли та или иная тема, поедет ли работа на фестиваль?.. Вы закончили ВГИК перед крахом Советского Союза. Что нужно иметь в характере, чтобы прийти в документалистику, когда кино, по сути, вообще прекратили снимать? Даже художественные фильмы, не говоря уж о неигровых...

- Это правда. Я думаю, что в результате постперестроечных процессов в документальное кино не пришло очень много по-настоящему талантливых людей, которые нашли иные формы собственного проявления. Я не хочу сказать, мол, раз они не стали жертвенниками, значит, неправильные и плохие. Жизнь - штука сложная, иногда делаешь выбор в угоду соблазнов, тех или иных благополучий, тем более, что документальное кино - своеобразный способ жизни, который действительно в чем-то созвучен с самопожертвованием. Безусловно. Но представьте себе: в России большие перемены, и ты чувствуешь в себе потенциал гражданского поступка. Накопилась энергия, которую готов преобразовать в определенный художественный манифест, и набухший этой эмоцией, думаешь, как ее лучше выразить, интереснее преподнести? Может аудиовизуально? Или кинуть камень в окно, написать картину, устроить перформанс?.. Ведь что такое гражданский поступок? Ты хочешь чего-то добиться, чтобы быть услышанным. В этом контексте кино находится в перечне после брошенного камня - последнее, что придет в голову. Потому что, даже если ты швырнешь один булыжник в одно окно, о тебе узнают, по крайней мере, люди, живущие в доме. Моментальное действие, требующее пятнадцати секунд. А чтобы быть услышанным жильцами этого дома посредством кино, ты должен прожить год, чудесным непонятным образом фильм не только сделать, но и донести до своих соседей, в чьи квартиры само по себе твое кино никак не проникнет. Камень просто влетит и разобьет стекло, а фильм - нет. Потому что картина попадает к зрителю через телевизионный эфир, который закрыт для настоящей документалистики. Через кинотеатр, который закрыт для неигрового кино. Как донести свой манифест до людей?!

 

Я уже приводил этот пример. Сегодня снимать документальное кино, тем более, острое, - сродни акту самосожжения. Но при одном условии - ты сжигаешь себя где-нибудь в заброшенном бараке, в закрытом пространстве, и даже твой пепел никто не найдет. Этот пример я приводил, отвечая на вопрос, почему отсутствует политическое и антипутинское кино в России. А зачем его делать? Снимешь, откроешься, создашь свой манифест, но, кроме спецслужб, о нем никто не узнает. Все российские фестивали сидят на государственном финансировании, они просто тупо боятся демонстрировать подобные фильмы. Поскольку, сделай они это - тотчас прекратятся денежные вливания.

 

Фестиваль документального кино «Артдокфест» не занимается политикой. Мы - свободный форум, и нас демонстративно образцово-показательно уничтожают финансово.

 

О кинофестивале «Артдокфест» и его конкурентах

 

- Откуда же  вы берете деньги?

- Я просто упертый человек. Если нам вообще не станут давать денег, мы все равно будем проводить фестиваль ровно такой же, как и сейчас. Вот мы приехали в Одессу (может, это не самое корректное сравнение, но, все же!), сидим в хорошем отеле, на фестивале отличное транспортное обеспечение, нас везде возят, и, тем не менее, я вчера слышал какое-то бурчание о том, что не вовремя машину подали. К нам же приезжают лучшие режиссеры-документалисты, с мировыми именами, живут в хостеле по два человека, в коммуналках, ездят в метро, и я ни разу не слышал от них ни слова о том, что кого-то куда-то не так поселили. Потому что «Артдокфест» - единственное место в Российской Федерации, где на протяжении восьми-девяти фестивальных дней предлагается несуществующая в стране степень профессиональной, зрительской, эстетической, социальной, духовной свободы. И потому все остальное вообще не имеет никакого значения: что, как и где...

 

Мы боремся, собственно говоря, за два основных показателя -  максимально качественную проекцию (техническая сторона представляемых фильмов) и  максимально качественное наполнение. То есть, никаких компромиссов по составлению конкурсной программы. Никаких «у этой юбилей», «а у того хромая нога», «а Васю бросила жена», «а про Мишу попросило министерство культуры», «а Зоя дружит с губернатором»! Даже, если этот «кто-то» - твой друг, твоя жена или даже твой фильм. Вот этого не существует.

 

- Кстати, а вы выставляете свои картины на «Артдокфесте»?

- Нет, конечно. Иногда показываю во внеконкурсных программах.

 

Более того, многие годы я являюсь еще и президентом Национальной премии в области документального кино, а там вообще 50 членов жюри, и голосование тайное, и результаты подсчитывает аудиторская компания... Много всяких «порогов». Какое-то время я участвовал в соискании на премию, до 2007-2008 годов. И ежегодно ее получал. И каждый раз, выходя на сцену, чувствовал себя очень дискомфортно. Тогда и принял решение больше не представлять свои работы. При всем том, что готов руку дать на отсечение, что не имею на решение жюри никакого влияния и воздействия, но, тем не менее...

 

В нынешнем году мы впервые за несколько лет выставим на соискание премии «Трубу», но только в операторской номинации. Я не имею права перекрывать коллеге кислород, ведь работа сильная - вот пусть и поборется за приз.

 

На «Артдокфест» же свои картины не могу брать по определению. На нашем фестивале всего три члена жюри, и мы общаемся. Хотя, верите, мечтал бы поучаствовать в конкурсе, потому что знаю: он - настоящий.

 

- Виталий, вы сказали, что «Артдокфест» - единственный фестиваль документального кино в России. А что случилось с питерским «Посланием к человеку», с Екатеринбургским форумом неигрового кино?

- «Послание к человеку», к моему глубочайшему сожалению, перестал быть документальным фестивалем. Организаторы ввели в программу короткометражные игровые и анимационные фильмы. В итоге конкурс выглядит таким образом: полнометражные документальные, короткометражные документальные, короткометражные игровые и короткометражные анимационные. И потому сегодня этот форум мало кому интересен из профессионального сообщества. Аниматоры не едут, потому что слишком мало анимации, неигровикам недостаточно документалистики, аналогичная ситуация с режиссерами игрового кино. Фестиваль оказался - между... Я был в жюри обновленного «Послания к человеку», это непростая история. К тому же, и его коснулась цензура. В прошлом году, к примеру, организаторы пригласили на фест сербского режиссера Майю Милош, которая сняла картину «Клип», получившую приз в Роттердаме. И, естественно, решили показать на кинофестивале резонансный фильм. Им недвусмысленно намекнули: если это произойдет, возникнут проблемы с финансированием. «Клип» был проанонсирован, но зрители его не увидели. На мой взгляд, непростительная слабость со стороны команды «Послания к человеку»... Правда, есть надежда, что нынешний президент кинофестиваля режиссер Леша Учитель примет определенные, может быть, даже радикальные меры, чтобы киносмотр «Послание к человеку» восстановил былую репутацию. Учитель - человек авторитетный и амбициозный.

 

О Екатеринбургском кинофестивале. Некорректно обсуждать конкурентов, но здесь не показывают самые яркие картины, сделанные в России. Скорее всего, организаторы феста также хотят сохранить лояльные отношения с консервативной властью. Поэтому там не принимали участие ни «Зима, уходи», ни другие хорошие фильмы, получавшие гран-при на «Артдокфесте». Известно, что призер фестиваля режиссер ленты «Милана» Мадина Мустафина подавала картину в Екатеринбург, но ее не приняли для показа, потому что в «Милане» есть матерная речь. А это фильм о трагическом взрослении семилетней девочки, живущей с матерью-бомжихой в лесу! Как они должны говорить?!. В этом основная трагедия картины - мы видим, как умирает, рождаясь, человек.

 

О лидерах современного неигрового кино

 

- Какие смотры неигрового кино - авторитеты для вас лично? Где престижно представлять свой фильм ?

- Я бы сказал, что в России таких кинофестивалей почти нет. В мире - это Международный амстердамский фестиваль документального кино, Фестиваль документального кино в Лейпциге. Я много слышал о киевском форуме DocuDays. Как-то у меня выдалось два свободных дня, и я прилетал на это время в Киев - пощупать, понюхать. Мне очень понравилась атмосфера DocuDays, импонирует команда организаторов, которые работают по зову сердца. Мне так показалось, во всяком случае. Мы отобрали в конкурс «Артдокфеста - 2013» фильм украинского режиссера Александра Течинского «Сэры и сеньоры».  О том, как в Одесскую область в определенные летние дни приезжают хасиды на могилу своего товарища. Очень хорошая работа.

 

- Поскольку сообщество документалистов небольшое, и вы знаете друг друга буквально поименно, назовите, пожалуйста, несколько фамилий коллег, на кого зрителю стоит обратить внимание в первую очередь?

- Безусловно, в России нужно следить за тем, что делают Александр Расторгуев, Павел Костомаров, Виктор Косаковский, Сергей Лозница (насколько, правда, можно о Лознице говорить как о российском режиссере, ведь он - украинец, а живет в Германии!)... Ученики Марины Разбежкиной - очень яркая генерация, которая приходит в кино. Сделала дебютную картину известный критик Люба Аркус, тоже украинка, она моя землячка, из Львова. Андрей Грязев, конечно же.

 

Вот видите, все плохо-плохо-плохо, а, тем не менее, уже под десять фамилий набралось. То есть, следить есть за кем, и надежда есть, что документальное кино не растворится в телевизионно-коммерческой патоке. Тот же Андрей Грязев свою картину «Завтра» снимал на собственные деньги. Он получал на «Артдокфесте» гран-при, мы даже предлагали ему помощь, но Андрей принципиально делал картину на средства, которые зарабатывает, давая уроки фигурного катания. (Грязев - тренер, профессиональный спортсмен, участник Чемпионата Европы по парному фигурному катанию, занял четвертое место)... И «Завтра», следует сказать, по рейтингу эффективности (а такой был проведен впервые в прошлом году) занял второе место среди тысячи фильмов. Первое место - картина Виктора Косаковского «Да здравствуют антиподы», третье - «Антон тут рядом» Любови Аркус.

 

Что еще любопытно. У лидера - ленты Косаковского - бюджет 1,5 миллиона евро. А второе место заняла картина Грязева «Завтра», у которой бюджета вообще нет, он в минусе! Потому что человек отрывал эти деньги от семьи, его не поддерживало ни Министерство культуры, ни фонды, и, тем не менее, лента представляла Россию на «Берлинале» и на других фестивалях. Вот такая штука: вне зависимости от денег, бюджетов (естественно, никто такой работе не даст госпремию, не покажет по телевизору) есть люди, для которых форма жизни - снимать кино.

 

- Сергей Лозница - блестящий документалист - ушел в игровое кино. У вас не было такого желания? Ведь, как ни крути, это более легкий путь, нежели то, чем вы занимаетесь. Хотя для меня «Труба» - художественное кино, не документальное...

- Дело в том, что у меня действительно не было и нет желания делать игровое кино, но один негативный опыт в этом плане имеется. В 1990 году Алексей Герман пригласил меня на свою студию. Мы не были знакомы, он посмотрел мой документальный фильм, позвонил и сказал, чтобы я приезжал в Ленинград и запускался - делал все, что хочу. Дал прочитать сценарии, что были в «портфеле». Я выбрал Геннадия Островского «Еврейское счастье», начал снимать... А поскольку был очень молодым кинематографистом, еще не стоявшим на ногах даже в документальном кино, для меня работа в художественном стала таким разочарованием! Просто колоссальным! И я благодарен судьбе, что она отвела меня от профессии режиссера игрового кино.

 

Когда мы только запустились, случился путч, рухнул Советский Союз, прекратилось финансирование. Мы что-то смонтировали, просто чтобы покрыть расходы, я перекрестился и больше в эту воду не войду. У меня такое свойство характера: не могу делать то, что мне неинтересно. Жена обижается: мало помогаю по дому или на даче, но для меня подстричь газон - просто катастрофа! А если делаю кино, готов по-пластунски сутки ползти, прогрызая землю зубами.

 

И чтобы снизить градус пафоса, скажу: я спросил однажды у одного неплохого документалиста, который ушел в игровое кино: «И чего?..» А он мне говорит: «Старик, ты не понимаешь, там артистки!» :)

 

О разнице украинского и российского менталитетов

 

- Вы - львовянин, уехали из родного города совсем юношей, после школы. Ощущаете разницу украинского и российского менталитетов? Или уже адаптировались?

- Не то слово, ощущаю. Вот это львовское, и в чем-то европейское, воспитание до сих пор заставляет меня смотреть на Россию, которую я естественным образом считаю своей родиной, через призму, которая раскладывает нашу российскую бессмысленность. Фильм «Труба» снят сквозь призму европейского сознания. Меня это мучит, я не могу понять, почему замечательные люди, окружающие меня, не живут так, как того заслуживают... Это ведь очень просто - жить цивилизованно!

 

- А чем документалистика показалась вчерашнему школьнику столь интересной? Если кино, то пусть бы игровое - там хоть артистки есть...

- Кстати сказать, я поступал, в каком-то смысле, ради артисток. Нужно понимать, что это происходило в 1981 году, во времена дремучего застоя. Никаких перспектив. Я не был оптимистом. И не таил надежд на крушение империи. Понимал: раз так легла для меня карта - прожить в Советском Союзе до конца дней своих, нужно как-то эту жизнь разукрасить. Дело в том, что еще во Львове, начиная со второго класса, я снимал кино. Первый фильм мы делали с друзьями - детектив про ограбление банка на 16- миллиметровой камере, с трюками (у моего одноклассника был «Киев-15», по-моему). И со второго класса занимался фотографией. К тому же, в Западную Украину в те годы постоянно приезжали киношные экспедиции (тот же Георгий Юнгвальд-Хилькевич с «Д'Артаньяном и тремя мушкетерами»), и я вместо школы пропадал на съемочных площадках.

 

Когда ехал во ВГИК, хотел снимать мюзиклы. Если совсем цинично говорить, думал: все равно жить в этой стране, значит, стану ездить в командировки в Сочи, будет у меня кордебалет под пальмами танцевать... А потом уже, учась в институте, столкнулся с реальностью (понятно с какой)... Мы с товарищем сделали первую документальную картину на тему самоубийства в Советском Союзе. На примере женщины-поэтессы, которая, не находя выхода из жизненной ситуации, наложила на себя руки. Фильм лег «на полку». А позднее, еще во время нашей учебы, произошел знаменательный апрельский Пленум ЦК КПСС, Горбачевские тезисы... И пошло-поехало. Картину, год пролежавшую «на полке», вытащили, и я понял, что подобное кино востребовано. Увидел огромные залы, где люди висели на люстрах, чтобы посмотреть перестроечные фильмы. Меня это очень воодушевило. Вот так я и оказался в документальном кино.

 

О Киносоюзе и Союзе кинематографистов России

 

- Я поняла, что вы фанат кино, и газоны стричь не будете ни за что! А релакс от чего происходит? Что любите делать, когда не снимаете, не пишете сценарии?

- А я отдыхаю, работая. Если я нахожусь в простое (возникает, например, ситуация, когда не могу сосредоточиться на чем-то, что-либо почитать или записать, а у меня  много всяких заметок), начинается ад, хуже нет ничего!

 

- То есть, хобби у вас нет?

- Никакого хобби и близко нет. Никаких интересов, кроме кино.

 

Дело в том, что у меня очень много разнообразной киношной деятельности. Стыдно сказать, но все мои «регалии» сложно перечислить. Например, наш Киносоюз ведет мощную борьбу за цивилизованные отношения в стране, за построение гражданского общества. Заседания в думе, премьеры, вице-премьеры - все это тоже огромный кусок времени отнимает.

 

- Два слова о Киносоюзе. Каков его статус сейчас, и каковы в настоящий момент отношения между Киносоюзом и Союзом кинематографистов России?

 

- Помните анекдот: стоит мамаша у песочницы, где играют десятеро детей, и говорит: «Ну, посмотрите, мой объективно лучше!..»  Что я могу сказать о Киносоюзе? Объективно лучше. Вот и все. Порой нас критикуют за то, что мы недостаточно жестко высказываемся по некоторым позициям. Хотя нам кажется, что делаем важную работу: пытаемся отслеживать определенные действия государства, по мере сил бить его по рукам, потому что оно постоянно находится за границами цивилизованных отношений, вообще не предлагает никаких правил игры в киноиндустрии - их просто не существует.

 

Мы, неся личные потери (поскольку, все - действующие кинематографисты, и все, так или иначе, находимся в зависимости от житейских обстоятельств), пытаемся заставить государство озвучить любые правила для фестивальной деятельности внутри России. При этом, меня же знают руководители различных ведомств, а мне приходится обострять с ними отношения, в том числе, с ущербом для себя. Но я понимаю: если мы не добьемся определения правил, то наш кинематограф свалится в такой беспредел, где проиграют все. Все абсолютно! Даже Михалков, который, конечно же, главный закоперщик коррупционной, и, в какой-то степени, кумовской кинематографической деятельности.

 

Фото - ruskino.ru

Команда «Детектора медіа» понад 20 років виконує роль watchdog'a українських медіа. Ми аналізуємо якість контенту і спонукаємо медіагравців дотримуватися професійних та етичних стандартів. Щоб інформація, яку отримуєте ви, була правдивою та повною.

До 22-річчя з дня народження видання ми відновлюємо нашу Спільноту! Це коло активних людей, які хочуть та можуть фінансово підтримати наше видання, долучитися до генерування спільних ідей та отримувати більше ексклюзивної інформації про стан справ в українських медіа.

Мабуть, ще ніколи якісна журналістика не була такою важливою, як сьогодні.
У зв'язку зі зміною назви громадської організації «Телекритика» на «Детектор медіа» в 2016 році, в архівних матеріалах сайтів, видавцем яких є організація, назва також змінена
* Знайшовши помилку, виділіть її та натисніть Ctrl+Enter.
17218
Коментарі
1
оновити
Код:
Ім'я:
Текст:
Баринова Наталя,тележурналіст
3856 дн. тому
Ірино!Дуже вдячна за інтерв"ю з Віталієм Манським!Зичу творчої наснаги,чекаю наступних публікацій!
Долучайтеся до Спільноти «Детектора медіа»!
Ми прагнемо об’єднати тих, хто вміє критично мислити та прагне змінювати український медіапростір на краще. Разом ми сильніші!
Спільнота ДМ
Використовуючи наш сайт ви даєте нам згоду на використання файлів cookie на вашому пристрої.
Даю згоду