- Что происходило после того, как вчера в «Украинсокй правде» было опубликовано ваше письмо, в котором вы заявляли о существующей опасности для вашей жизни – и отсутствии реакции на это соотвествующих органов?

- Самая первая реакция была уже вечером, - сообщает Алена Притула, - когда мне позвонил дежурный Министерства внутренних дел и сказал, что ему позвонили от главы Администрации Президента Виктора Медведчука и попросили предоставить мне охрану. Честно говоря, я Медведчука не просила предоставлять мне охрану. Тем не менее, всю ночь возле моего дома дежурила машина с оперативными работниками.

Утром мне перезвонили из Генпрокуратуры и пригласили на допрос. Я спросила, почему именно такая форма беседы со мной избрана? Они сказали, что речь идет о расследовании дела Гонгадзе. Тут я вспылила, честно говоря, потому что это был первый случай за все время образования новой следственной комиссии, когда они вспомнили обо мне. Я сказала, что если речь идет об этом, то сегодня у меня нет времени, потому что для того, чтобы это делать, нужно погружаться в произошедшее в 2000-ом, вспоминать все, иметь какие-то моральные и душевные силы. Но, в конце концов, я решила к ним поехать. Когда человек из прокуратуры сказал, что речь идет о моей безопасности, я ему поверила.

У меня была замечательная возможность познакомиться с людьми, которые, наконец, занялись расследованием дела Гонгадзе. Они произвел на меня приятное впечатление и заверили меня, что будут расследовать его настолько, насколько им это под силу, то есть доведут дело до конца. Тем не менее, главное, о чем они у меня спрашивали, это откуда я взяла информацию об угрозе своей жизни. Это они пытались узнать от меня и так, и этак, говорили даже, что, поскольку я не раскрываю источника, чувствуется мое несерьезное отношение к собственной жизни. У меня сложилось впечатление, что они еще ни разу не сталкивались с таким видом человека, как журналист, большинство которых даже в такой ситуации, я больше, чем уверена, поступили именно так: не открывали бы свои источники.

- Сотрудники Генпрокуратуры подтвердили существующую опасность для вашей жизни?

- Они сказали примерно так: у них нет такой информации, но они не могут брать на себя ответственность за мою жизнь, потому что я могу выйти на улицу, там что-то произойдет и все может быть расценено, как нападки преступного режима.

- Исходя из чего у вас сложилось впечатление, что они занялись серьезным расследованием дела Гонгадзе?

- По крайней мере, они меня заверили, что они сделают все для того, чтобы расследовать это дело. Но у меня нет никаких оснований пока аргументированно говорить об адекватности их усилий, поскольку я не видела документов, я не слышала их вопросов именно по этому делу.

- А как вы объясняете такую активность со стороны ведомства Медведчука – в отношении предоставления вам охраны?

- Посмотрим. Если это появится потом на телеэкранах, ее можно будет расценивать сугубо как политический пиар. А с другой стороны, может быть, они думают, что я им буду обязана, и в результате в своей журналистской работе, может быть, пойду на какие-то уступки. На самом деле я им очень благодарна, но боюсь, что этого они точно не добьются.

- Кстати, в данный момент вас кто-то охраняет?

- Начиная с воскресенья, со мной находятся ребята. Это охрана, которую мне дали друзья. Они не имеют отношения к официальной стороне. Пожалуй, такая попытка защититься – это для собственного успокоения.

- А охрана от Медведчука?

- Это была не охрана от Медведчука. Он позвонил в МВД и они выслали дежурный наряд. Эта оперативная группа всю ночь простояла возле моего дома, сейчас ее нет, и я больше ничего не слышала ни от Медведчука, ни от МВД.

- Насколько серьезны ваши опасения насчет возможности каких-то действий против вас? То есть насколько серьезной была та информация, которую вам предоставил ваш источник?

- Несмотря на то, что я журналист, я застенчива. Я терпеть не могу публичных мероприятий, пресс-конференций - не дай Бог со своим участием, и уж поверьте мне, что открытое письмо к Генпрокуратуре – это была крайняя форма и наиболее брутальная для меня, к которой я могла прибегнуть в данной ситуации. Если бы я не расценивала эту ситуацию, как достаточно серьезную, я никогда бы не использовала такой метод, к которому уже прибегал когда-то Георгий Гонгадзе. Никогда я не спекулировала его именем, а сейчас я была вынуждена его назвать. И никогда не использовала собственную газету «Украинская правда» для высказывания собственных опасений.

- Но кто-то может сказать, что подобное ваше заявление, открытое письмо связано с той проверкой, которую ведет сейчас УБЭП в «Украинской правде». Мол, нашли что-то «темное», а журналисты пытаются перевести стрелки…

- Меня это не беспокоит. Я считаю, что каждый человек, с которым бы такое случилось (я имею в виду проверку УБЭП, вернее, то, как она осуществляется) чувствовал бы себя немного не в своей тарелке. Когда ты знаешь, что тебя проверяют, но не ставят об этом в известность, когда тебе даже не сообщают, как идет проверка и какие вопросы интересуют проверяющих. При этом они прикрываются делом Гонгадзе и проверяют нашу деятельность за 2002-й год. В общем, к проверяющим у нас возникает очень много вопросов. Я все это увязала в одну линию, просто для того, чтобы обратить внимание на какие-то странные вещи, которые происходят в последнее время вокруг «Украинской правды».

- Проверка УБЭП продолжается в данный момент?

- Я не знаю, когда она началась и не знаю, когда она закончится.

- Вам официально какие-то претензии предъявляли?

- Нет. И, как заверяет наш бухгалтер, претензий и быть не может. И я ей верю. Я точно знаю, что мы не нарушали нигде закон, во всяком случае, сознательно.

- Будут ли участвовать журналисты «Украинской правды» в намеченных на 15-16-ое сентября акциях протеста оппозиции?

- Я могу отвечать в данной ситуации только за себя, потому что у нас полная демократия. Если придете к нам в офис, увидите фотографии всех политических лидеров на компьютерах. Мне иногда странны предпочтения некоторых моих сотрудников, но я никогда не говорила, чтобы они, допустим, голосовали за тех или иных товарищей, или писали о них правильно и хорошо.

Я на анонсированные акции точно пойду. И в данной ситуации не столько как журналист, сколько как гражданин. Для меня это особый день. И я думаю, что имею на это право. В тоже время, так или иначе мне придется и работать там. Но я надеюсь, что достаточный уровень профессионализма не позволит мне скатиться в субъективном отношении к этим акциям ниже какой-то черты. Я надеюсь, что смогу совместить и журналистскую, репортерскую работу, и свой гражданский долг.